Chico Science или Шику Сайнси, как его с акцентом называют местные, и впрямь указал направление для целого музыкального движения — и никто на севере страны в 90-е лучше него не сплетал модное и вечное.

Мангебит, смесь фанка, хип-хопа, рока и национальных ритмов, в действительности стал известен благодаря группе Шику Nação Zumbi, однако у любой истории есть своя предыстория — и тем приятнее рассказывать о забытом внутри страны и непознанном за ее пределами музыкальном кладе с севера Бразилии.

Что такое Пернамбуку? Штат Бразилии, седьмой по численности, девятнадцатый по площади. Размером чуть побольше Португалии: бразильцы, как и мы, любят сравнивать свои площади с другими странами (в Якутии, например, поместится тридцать Пернамбуку). Территория штата тянется тонкой линией от океана вглубь страны. Влажные мангровые леса на побережье – лишь щетина, лихие колючки рифа (столица Пернамбуку — город Recife, порт. риф), вглубь страны климат становится более терпким, начинаются сертаны – засушливая неосвоенная глушь.

Местные жители, пернамбуканос, любят дистанцироваться от соседей по северо-востоку. Шумные и многочисленные байанцы рядом вообще пишут свою историю, утверждают, что песок на пляже у них совершенно другой, и гордятся своей столицей (Салвадор – первая столица Бразилии до 1763 года). Звук и ярость современного Ресифи совершенно иные: с одной стороны, многочисленный аппер-мидл класс и залитые солнцем пляжи, с другой – все еще живая память о рабском труде, отголоски которого слышны до сих пор (как раз об этом – один из лучших бразильских фильмов последних лет «Звук вокруг»). У нас тут своя тропикалия.

Говорить, однако, о четком следовании определенным стилям среди регионов не приходится. Тропикалия когда-то захватила большинство территории Бразилии, но и более-менее локальные стили (Жовень Гуарда, Клуби да Эскина и прочие) перекидывались на другие регионы вполне охотно. В этой связи лучше упомянуть как раз ту самую трагедию северо-востока Бразилии: рабский труд, в первую очередь, на плантациях сахарного тростника. Географически эта часть страны когда-то стала первым прибежищем рабов, откуда их потом отправляли в другие регионы. Невыносимые условия труда и засушливый климат были не единственными факторами становления бразильцев как нации. Именно на северо-востоке зародились самба и капоэйра: черное население придумывало совершенно новые культурные феномены, которые долгое время не доходили до белых, скрашивая жизнь «своих».

С началом культурной революции в шестидесятых стало понятно, что северо-восток и здесь пойдет по своему пути. Тропикалия достаточно быстро стала поджанром в заварившемся котле MPB, то есть популярной музыкой (пусть и музыкой протеста), Жовень Гуарда сочилась патокой, а местный стиль «йе-йе-йе» не пережил своих ориентиров в лице The Beatles. Так стали возникать очаги необычной музыки, способствующей пальцеплетению среди правильных и честных пацанов по всей стране.

Пернамбуканос выжидали, словно приглядываясь к разным стилям и прислушиваясь с отголоскам соула, рок-н-ролла и самбы. В начале 70-х музыкальная революция добралась наконец и до Ресифи, всучив знамя Луле Кортесу.

Один из первых его задокументированных проектов относится к 1973 году: упражнения для акустического дуэта, состоящего из Лулы (ситар) и художника Лалисона (двенадцатиструнная гитара). Результат путешествий по США и Марокко, альбом представляется суммой восприятия разных культур, важную роль в которой играет наследие северо-восточной музыки. В одной из песен можно услышать вокал Робертинью ду Ресифи, затем избравший для себя путь гитарного пилилова, которого и придерживается до сих пор. Лалисон сосредоточился на создании графики, в чем немало преуспел: его комиксы и шаржи появлялись в местных газетах и зарубежных журналах, а сам Лалисон впоследствии получил несколько престижных премий по всему миру. 

Из этой троицы лишь Кортес сосредоточился на создании отъехавшей музыки. В середине 70-х он знакомится с Зэ Рамалю, фолк-психом из соседнего штата Параиба. Сходу они записывают ставшим уже классическим диск Paêbirú.

Paêbirú – слово достаточно необычное для португальского. Имеет два диакритических знака (обычно они оттягивают на себе ударения в словах, которые в португальском имеют четкую систему), происходит из языка индейцев тупи и изначально произносилось как «Пеабиру». Так в древности называли «путь солнца гор» — дорогу, которая соединяла Атлантический и Тихий океаны. Существовало несколько таких путей, но главный начинался на месте современного бразильского муниципалитета Сан-Висенчи и заканчивался в Андах, проходя через Боливию, Перу и Парагвай. Для индейцев это были границы известного света, за которым было бесконечное море.

Пластинка состояла из четырех части, каждая из которых была посвящена одной из стихий. Оформление альбома — заслуга тогдашней жены Лулы, Кати Мегел. Музыканты и Катя были вдохновлены поездкой к камню Инга, в 96 километрах от столицы Параибы, родины Зэ Рамалю. Памятник древней культуры, с высеченными иероглифами и барельефами неизвестного происхождения, стал отправной точкой для записи, но в итоге музыканты ушли куда-то совсем далеко.

Альбом начинается с посвящения Суме: до прихода португальцев местные индейцы поклонялись этому божку и просили его об урожаях и социальном равенстве. Священник Мануэл де Нобрега в своих «Бразильских письмах» (1549) описывает Суме как белого человека, который ходит по воздуху и носит длинные седые волосы и такую же бороду. Католические колонизаторы пытались сеять миф о том, что Суме на самом деле был никто иной, как апостол Фома, который покинул Южную Америку, чтобы проповедовать в Индии христианство. Это, конечно, неправда.  Иезуиты попытались вбросить информацию о том, что Суме был отлучен от небесных дел за многоженство и каннибализм, но и это не помогло. Покровительство этого полубога в дальнейшем выручило генерал-капитана Афонсу Ботелю де Сампайу в 1796-м году, который успешно проложил путь к океану. Освоение севера европейцами во главе с Афонсу продолжалось на беду местному населению, однако так было угодно Суме.

На пластинке также засветился Маркони Нутару, теневой кардинал психоделического Пернамбуку 70-х. С небольшой помощью своих друзей (те же Лула, Зэ, Робертинью) сам он записал лишь одну пластинку перед тем как кануть в небытие. Эта получасовая запись – покачивание на разбивающихся о риф волнах, психоделические танцы и оды антропологии. Альбом по духу близкий Paêbirú: с одной стороны это более удобоваримая музыка, с другой – достаточно отъехавшая даже для своего времени.

Стоит оговориться, что тусовка вертелась не только вокруг нескольких личностей. Заправляющей организацией довольно долгое время являлась фабрика пластинок Жузе Розенблита, который основал ее в середине пятедесятых. Сложно представить более выгодного времени для создания такого бизнеса: пластиночный бум все больше набирал обороты, рок-н-ролл сменял блюз, а в Бразилии босса-нова – самбу. Фабрика достаточно быстро вышла на серьезные обороты, через уже несколько лет выпуская 22% всех пластинок страны. Параллельно предприимчивый Жузе стал директором футбольного клуба «Спорт Ресифи» (впрочем, через два года запал кончился и он покинул пост). В середине 70-х, по странной иронии судьбы, на волне подъема местной музыкальной сцены фабрику накрыла волна уже настоящая. Помещение пострадало от нескольких наводнений, которые шли почти одно за другим, в итоге были повреждены тиражи многих альбомов и мастер-ленты. Именно такая ситуация произошла и с Paêbirú, 1000 экземпляров которого буквально уплыло от меломанов. Триста копий (уже раскупленных) этой пластинки оказалось на руках у коллекционеров, и, естественно, сегодня они не желают с ними расставаться. Завод закрылся в середине 80-х, так и не оправившись от многочисленных бедствий.

Не менее важный угол пернамбуканского треугольника, но уже почти забытый: сольный альбом Флавиу Лиры (не путать с полным тезкой, современным басистом), в котором также поучаствовал Кортес. Акустический, с большим количеством инструментов, альбом представляет собой хитросплетенную мозаику из собственных сочинений Флавиу и стихотворений Маяковского, Шекспира, Лорки и цитат из китайской Книги Перемен. Альбом был записан как раз между сессиями сольника Нутару и записью «Паэбиру», но вспоминают о нем всегда в последнюю очередь. Вполне возможно потому, что на нем засветился практически весь нерушимый состав психодел-тусовки Ресифи (Робертинью сыграл пару песен на банджо, Катя Мегел на бонгах), а сам альбом своим настроем словно подводит черту развеселым временам, которые длились всего-то два года.

Зэ Рамалю ушел в поп-музыку, но настоящую популярность он обрел только в 90-е годы, пережив смерть сестры и несколько своих не самых удачных альбомов. Лула Кортес в дальнейшем занялся живописью и поэзией, практически оставив музыку. Тем не менее, он занимался продюсированием группы Má Companhia: и те действительно играли несколько похоже на своих тезок из Bad Company, игнорируя уже входящий в моду в конце 80-х мангебит. Несколько раз он появлялся на сцене и участвовал в записи нескольких альбомов Зэ. Маркони Нутару пропал из виду после записи своего единственного альбома, хотя есть сведения, что он написал семь книг (никакой информации по этому поводу бразильские поисковые системы не дают) и умер в 2000 году. Дальнейшая судьба Флавиу Лиры неизвестна.

Лихо закрученные витки 70-х вели уже к совсем другой музыке. В Рио в моду входило шит-диско, тропикалисты были забыты даже паулистами и байанцами — хотя, стоит отметить, что развитие этого жанра всегда шло по спирали. В начале 80-х столичные жители и паулисты учились играть панк и постпанк. После падения режима в 1985 году музыка вышла на телевидение и необходимость протеста на некоторое время отпала. Ну а дальше лоскутное одеяло с символикой MPB стало слишком огромным, да и нужно ли пытаться им все укрыть? Может лучше задержаться посреди кроваво-веселого десятилетия самбы и застенок, в Пернамбуку, сделать сальто назад — во время подъема национальной культуры,  время доступных наркотиков и все еще строгого диктаторского режима; туда, где Шику Сайнси бегает босой по пляжам города, который еще не познал точечной застройки?