Что такое география в представлении филофониста? Глобус Америки, набор контурных карт с графствами и приходами Соединенного Королевства, россыпь экзотических топонимов — Чиаг-Май, Выборг, Крайстсерч — и никакой цельной картины. КРОТ спешит на помощь — по просьбе издания Эдуард Лукоянов составил подробный путеводитель по шумовой сцене бывшей Югославии.
«Косово есть сердце Сербии», — прочитал я однажды на футболке парня из легендарной фанатской фирмы «Гробари». Так начнем же прогулку по Балканам с этого заветного места в центре полуострова.

Приштина — небольшой и бесконечно провинциальный по европейским меркам город. Палатки с кебабом здесь соседствуют с древними церквями, чудом уцелевшими во время последней войны. Косоварки в джинсах и футболках с Куртом Кобейном идут по улицам Приштины вместе с девушками, закрывшими волосы хиджабом. Осмотрев местную мечеть, вы можете перейти на другую сторону улицы и попасть в кинотеатр, в котором показывают порнофильмы.



Таких городов в Восточной Европе сотни, но у Приштины есть серьезное отличие от Ужгорода, Будапешта, Любляны или Дубоссар. Приштина — сердце славянского сопротивления. 15 июня 1389 года на Косовом поле славянские феодалы объединились, чтобы дать отпор османской экспансии, и потерпели поражение. По Косову полю шла безымянная девушка, которой было суждено стать аллегорией Сербии, она искала своего суженого, погибшего в бою. 11 января 1991 года на Косовом поле будущий диктатор Слободан Милошевич дал президентскую присягу. Государственный суверенитет Сербии был восстановлен на Косовом поле.

На Косовом поле был записан альбом группы 1389 (прежде известной поклонникам блэк-металла как Black SS Vomit), несущей миру идеи национал-социализма, сатанизма и превосходства белой расы. Послушайте.


Балканы и нойз неразделимы. Лето девяносто первого года. По Вуковару шагают сербские танки. Гусеницы бронетехники калечат асфальт. Слышите, как они перемалывают улицу, на которой вы в детстве гоняли мяч? Посмотрите направо — там Эдуард Лимонов стреляет из пулемета, сидя на теплой броне танка. Посмотрите налево — там сын Ратко Младича получает премию «Имперский дух» на торжественном приеме в Литинституте. В Овчарах расстреливают пациентов местного госпиталя.


В 2013 году сербский телеведущий Иван Иванович пошутил про изнасилование несовершеннолетних боснийских девушек служащими миротворческой миссии ООН. Бог судья этому ублюдку, вот вам боснийское антимилитаристское скримо от Deer in the Headlights. Сами музыканты считают, что это приблэкованная хардкор-крастуха, но какая разница?


Обратимся к литературе по нашему вопросу: философ Драган Куюнжич – о романе Ивы Андрича «Мост на Дрине»:

«Роман повествует о возведении моста, которым в XVI столетии в боснийском приграничном городе Вишеград занимался Мехмед-паша Соколович. Этот мост с самого начала выступает звеном связи, коммуникации, контакта между Европой и ее османским Другим; кроме того, это памятный знак жестокого отлучения от собственных корней самогó главного героя, в детстве насильственно обращенного в ислам янычарами, которые собирали с местного населения «дань кровью» — adjami oglam. Мост, следовательно, оказывается так же и символом разрушения, образцовой руиной; это линия фронта, место боевых действий, образцовая разделительная полоса, пролегающая посреди Европы. «Пусть Европа не забывает, что я всегда могу в назидание ей отгородиться от нее стеной», — сказал как-то реальный Мехмед-паша.

Под пером Андрича мост предстает состоявшимся инструментом разрушения, погребающим под собой мусульманских и сербских крестьян: это пример варварства самой истории. В ходе строительства каменный блок упал на одного из рабочих, который был подмастерьем инженера Антоние. Молодого человека рассекло пополам, а его ноги оказались навсегда замурованными в основание моста. Поскольку плита при падении идеально легла на предназначенное для нее место, никто и не подумал поднимать ее, чтобы достать тело несчастного, который, впрочем, и без того вскоре умер:

«Вся мужская половина мусульманского населения вышла проводить его в последний путь и хотя бы несколько шагов пронести его табут [гроб], в котором покоилась верхняя часть его молодого тела, ибо нижняя так и осталась лежать под плитой».

Иначе говоря, мост предстает перед нами не только границей и пределом, но и саркофагом, поедающей плоть убийственной машиной, мрачным мемориалом.

Smrznik — проект Невена Мисальевича из Сараева, задающего моду на боснийский стенобитный харш-нойз в международном сообществе. Решительный, радикальный, ставящий в тупик. Какие еще штампы из лексикона музыкального обозревателя надо добавить, чтобы вы преодолели апатию и послушали эту самобытную группу?


Я хочу, чтобы в район, в котором я живу, въехала установка «Град». Я хочу, чтобы ей командовал Dead Body Collection, сербский боевик от нойза. Я хочу, чтобы он оторвал мне ресницы и помочился на глаза. Я хочу, чтобы он отрезал мне уши, соски и обе пятки. Рано или поздно, но это случится, если уже не случилось.



Штрих к портрету Младича. Денщик гражданина Ратко с теплом вспоминает своего командира. Когда велась осада Сараева, которая обошлась в десять тысяч человеческих жизней, генерал восхищал подчиненных тем, что мог выпить бутылку славной водки и проплыть водный марафон в реке Миляцки.

Хорошая в этом смысле есть сербская группа Pope On Acid, которая выпускалась аж на культовом австралийском лейбле Smell The Stench. Жизнь коротка, но лучше прожить ее под такие звуки.


Во всем этом замуте проявили себя молодцами словенцы, решившие как можно скорее соскочить со вписки под названием геноцид братских народов. Воспользовавшись тем, что сербы неожиданно огребли под Вуковаром, они провозгласили независимость. В ответ Слободан Милошевич совершил замечательный маневр, открыв войну на два фронта. Итогом этой кампании стала маленькая победоносная Десятидневная война, завершившаяся признанием государства Словения. Кстати, сегодня это самая европейская из младоевропейских стран – министр культуры у них в свое время переводил Жиля Делеза.



Всем известны словенские команды Laibach и Borghesia. Все хотят получить паспорт NSK и сбежать в Любляну из сырых городов России, Беларуси, Казахстана и Украины. Многие хвастаются тем, что лично знают тех, кому повезло побывать на концерте Laibach в Пхеньяне, имитируя меломанскую похвальбу командировочных из махрового брежневизма. Но не все знают, как тяжело живется словенским нойзерам в своей воображаемой Японии, расположившейся в каменных улочках столицы этой восточноевропейской республики. Здесь даже стены прыщавые, а с крыш сыплются густые белые ниточки, выдавленные из воспаленных лип. Но даже среди всего этого биокошмара есть место прекрасному. Например, саунд-артисту Луке Принчичу.



Во времена, когда Словения была в составе Югославии, республика поставляла на внутренний рынок замечательные лыжи, мебель, а также изделия из хрусталя. Словенские граненые баночки были заветной мечтой каждой советской хозяйки. Кроме того, в Словении есть замечательный проект Dodecahedragraph, которому долгие годы безуспешно пытается подражать нойз-могул Доминик Ферноу.



А еще есть македонцы, буквально за углом. У них самая хреновая на Балканах футбольная сборная, зато отличный спецназ, обученный в боях с албанскими террористами. Албанских боевиков порой даже жалко – захватят автобус с гражданами Македонии, потребуют освободить политзаключенных, а уже через полчаса их грубо возят лицом по асфальту.

В югославской мясорубке македонцы отличились лишь под занавес, в 2001 году. В этнических чистках на территории страны прославился Йохан Тарчуловский, осужденный трибуналом по бывшей Югославии на 12 лет тюрьмы. Выдержка с сайта ООН:

«В августе 2001 года вооруженный отряд под командованием Тарчуловского совершил нападение на село Люботен в окрестностях города Скопье. Солдаты убили трех мирных жителей, разрушили жилые дома и постройки, захватили в плен несколько десятков албанцев и крайне жестоко с ними обращались. Судьи Международного трибунала ООН по бывшей Югославии сочли, что в нападении на село не было никакой военной необходимости».

Македонскую экспериментальную сцену представляет Бобан Ристевски со своим проектом Playing For Oblivion, сочетающим элементы темного эмбиента и полевых записей. По настроению работы Ристевски напоминают Calcutta Gas Chamber Джона Циммермана и некоторые альбомы Дэниела Менча.



Стоит отметить и любопытный проект fydhws. Его единственный участник начинал наивных ландшафтов в духе лабуды, которой в последние годы халтурит Крис Вренна, а в итоге перешел к пост-року с особой югославской угрюмостью. Впрочем, сам он почему-то уверен, что играет no wave. Оставим ему эту трогательную причуду.



Отдельного внимания заслуживает автокефальная Македонская православная церковь, провозгласившая автономию от Сербской ПЦ. Официальными иерархами МПЦ не признана, но македонцам это обстоятельство крайне безразлично — большинство жителей республики воцерковленно в автокефальных приходах.

Ее предстоятель архиепископ Стефан — человек строгой морали. Например, в 2013 году он запретил священникам пользоваться Facebook из-за того, что духовники много времени тратили на пустословие про политику. И поступил правильно.

Вспомним историю конфликта между сербами и хорватами. Как известно, сербы, хорваты и боснийцы — один этнос, разделенный религиозной принадлежностью. Но исток конфликта, в общем-то, не в этом. После Первой мировой на Балканах образовалось королевство Югославия, в котором поначалу все народы были равны. Потом сербы смогли прийти к полной власти, вытеснив из парламента хорватских представителей.



Дальнейшее развитие сербо-хорватского конфликта проследить сложно. Общепринятая историческая картина выглядит так: поглавник Анте Павелич при поддержке итальянских и немецких фашистов совершил госпереворот и установил тоталитарный режим, сопровождавшийся этническими чистками. О зверствах усташей красноречиво свидетельствует занятный документ — благодарственное письмо хорватской еврейской диаспоры, адресованное самому Муссолини. В нем выражается благодарность за спасение от массового геноцида в южных областях Независимого государства Хорватии. Дело в том, что итальянские солдаты, войдя в регион, были потрясены жестокостью, которую хорваты проявляли в отношении нацменьшинств. Дошло до того, что итальянцы просто начали расстреливать усташей, замеченных за зверскими пытками населения.

Есть и несколько сомнительных анекдотов, к которым любят прибегать тенденциозные сербские историки. Например, поговаривают, будто в кабинете поглавника Анте была чаша с глазами. Каждый, кто приходил к Павеличу на прием, должен был бросить в нее пару глаз, вырезанных из головы серба. Впрочем, и сербские четники не отличались гуманным отношением к врагу. В России не принято говорить об этом, но балканские партизаны охотно сотрудничали не только с войсками освободителей, но и с Третьим рейхом. Просто в Берлине очень настороженно относились к Павеличу, проявлявшему высокую степень независимости. А четники, в свою очередь, были готовы служить хоть черту, если бы он помог им вырезать католиков.

Так или иначе, но Вторая мировая война обернулась катастрофой для всех балканских народов. Мы много знаем о немецких лагерях смерти, но аналогичные заведения в Восточной Европе изучены в значительно меньшей мере. А ведь лагерь Ясеновац был не меньшим адом, чем Освенцим, Дахау или Терезиенштадт. Говорят, в хорватских лагерях проводились соревнования по забою пленных. Так, знаменитый военный преступник Петар Брзица за ночь обезглавил 1360 узников-сербов. Да, это кажется невозможным. Но вспомните прославленную песню Димы Билана: «Все невозможное возможно, знаю точно». Мало кто задумывался о том, что этот шлягер посвящен катастрофе мировой войны, теме смерти и трагедии. Но именно такими словами описывает Холокост французский философ Филипп Лаку-Лабарт: «возможность невозможного». Этими словами он сопровождает свои размышления о поэзии Пауля Целана, имевшего опыт бытия в восточноевропейских лагерях смерти.

Неудивительно, что на такой исторической почве в Сербии и Хорватии зародилась невероятно жестокая музыкальная сцена. По бескомпромиссности сербохорватские нойзеры легко могут потягаться с японскими шумовиками, переживающими в последние годы кризис идей. Яркий пример тому – уже упоминавшийся проект Dead Body Collection, базирующийся в Белграде. Это безритмовый Harsh Noise Wall, соблюдающий все каноны жанра, как старообрядец соблюдает все первоосновы христианской церкви.



Многие скептически относятся к HNW, ошибочно называя этот жанр примером абсурдизма в шумовой музыке. По личному опыту знаю, что создать хорошую безритмовую композицию – задача не менее сложная, чем написание качественной конформной песни. Наше сознание устроено таким образом, что даже в хаосе оно пытается выхватывать обломки привычного. Если сосредоточиться, то в добротно сделанном HNW можно услышать изящную многомерную симфонию. Но для этого сам композитор должен постараться, чтобы ловко поиграть на самом слушателе, на его ошибках восприятия. И Dead Body Collection с этой задачей справляется на уровне Сальери от шумовой электроники.



Сербский и хорватский шум – это особая территория. Если будете в братской Сербии, обязательно посетите город Нови-Сад. В 1942 году здесь было учинено одно из самых страшных злодейств салашистов. Венгерские оккупанты за день казнили более двух тысяч сербов и евреев, а их тела сбросили в Дунай. Земля сербская обильна кровью, она наливается ею, словно грудь юной роженицы – молоком. Кажется, нет здесь уголка, где не был бы кто-нибудь, зарезан, застрелен, замучен. Этот край стал последним оплотом роу-харша в Восточной Европе. Если в Америке шум считается частью леворадикальной культуры, то на славянских Балканах он – вотчина ультраправых, мизантропов и декадентствующих маргиналов, обиженных на весь мир изгоев. Сербские шумовики – последние крестоносцы отмороженного шума, отрицающего искусство как утопию, которая якобы стремится улучшить мир и людские нравы. Оглянитесь вокруг. Почитайте воспоминания выживших в войнах двадцатого века. Согласитесь, ведь в этих рассуждениях есть толика здравого смысла?



Недавнее исследование показало, что Балканы, а в особенности Македония и Сербия, отличается повышенной религиозностью. Количество респондентов назвавших себя верующими превосходит количество верующих в Пакистане. При этом надо держать в голове, что в Пакистане довольно обширные территории контролируются «Талибаном», а неверие может караться смертной казнью. Южные славяне фанатичны до мозга костей. Если они верят в Бога, они будут стирать лбы до дыр о мраморные полы церквей, с красотой которых могут сравниться лишь немногие объекты культа. Если же они атеисты, они будут доходить в своем безбожии до самых радикальных проявлений. То же самое и с шумом. Раз уж решили шуметь – то на всю катушку, так, чтобы жопы трещали.



Если же вы гей, лесбиянка или филолог, то не пройдите мимо очаровательного электроклэша в исполнении белградской формации Zastranienie, дебилизму клипов которых позавидует любая русская поп-звезда кооперативного периода. 


Не уступают сербским братушкам и хорваты. Castration Compilation пишут музыку в Ableton Live, но хуже от этого она не становится.




Во время гражданской войны Хорватия первой приняла удар. Теперь она специализируется больше на темной амбиентной сцене. Во многом этому способствует нежное католическое воспитание. 


Ебитесь вы компасом.