Меня неправильно вытащили из материнской утробы, поэтому в детстве мое здоровье серьезно пошатнулось. Возникли сложности с шеей, остеохондроз, головная боль и так далее. В шестом классе отказала шея, я не мог повернуть голову. Родители обратились к врачу, и меня положили в обычную больницу. У докторов в тогдашней Японии был странный способ лечения — они привязали меня к кровати и механически тянули шею в течение полутора месяцев. Они считали это современной медициной. Потом, конечно, выяснилось, что это только ухудшило мое состояние. Мы стали искать иные способы лечения, пробовали сжигание трав и так далее, но самым действенным методом оказался сэйтай.

Суть сэйтая (整体 ＝ упорядочивание тела) заключается в максимальной реализации физического потенциала человека. На практике сэйтай предполагает различные упражнения, состоящие главным образом из непроизвольных движений тела. Я начал заниматься им в тринадцать лет, ходил в школу-додзё. Выглядело это так: человек ложится на циновку животом вниз, и мастер начинает трогать его спину, каждый позвонок проверяет. Если где-то с позвонком что-то не так, он это сразу чувствует: застой, не течет хорошо энергия = ки (気). Сначала это только проверка состояния «пациента», а потом начинается воздействие на его спину — но это не массаж в обычном смысле слова. Главным является взаимодействие между энергией мастера и энергией «пациента». Поэтому «пациент» (от слова латинского patior = претерпеваю, переношу) в данном случае является не столько patiens’ом, пассивно подвергающимся внешним воздействиям, сколько активным участником самого процесса. Важную роль играет скорость, ритм движений рук мастера: он проходит по спине, потом просит сесть, потом проверяет другие места. Ему были известны, вероятно, несколько сотен акупунктурных точек на теле, и он точно знал, куда и как нужно воздействовать (толкать, бить, дергать, тянуть, щипать т.д.), чтобы добиться максимального эффекта — я сразу почувствовал изменения в течении энергии по всему телу. У этого мастера вся процедура занимала минут семь-восемь, а другой учитель, к которому я хожу теперь, занимается дольше — полчаса, сорок минут.

Сэйтай — это не столько метод лечения болезней, сколько образ жизни. Практикующий его должен довести тело до автоматизма, чтобы оно всегда держало правильную осанку; нужно научиться правильно зевать и чихать, чтобы потом не оставалось ненужного, вредного напряжения в соответствующих мышцах. В шестом классе из-за неправильного чиха моя шея отказала, и мне пришлось подвергнуться пыточному лечению в больнице. Прошло уже сорок лет, как я начал заниматься сэйтаем, и с тех пор я не принимал лекарств и не ходил к врачам. Конечно, у меня может подняться температура, но это нормальная реакция организма на усталость. Температура поднимается, чтобы организм очистился. Если насильственным образом снижать ее, останется напряжение. Болеть тоже надо уметь — требуется правильный ритм. Настроенное сэйтаем тело быстро заболевает и быстро выздоравливает, а недомогание воспринимается как парение в бане — с приятной истомой и чувством свежести. Пока у человека температура, он может двигаться, а когда температура падает и начинается ломота, тогда уже организм нуждается в покое, нужно сидеть и отдыхать, не бегать. А люди делают наоборот, когда температура — с жаром они лежат и ничего не делают, а когда температура спала, начинают двигаться. Соответственно, пропадает ценный дар природы — недомогание могло бы освежить тело, но оно оставляет в нем ненужную, вредную напряженность. Из-за этой напряженности люди часто повторно заболевают и проходят процесс болезни по второму кругу.

Одно из важных преимуществ сэйтая заключается в том, что тело может приобрести высокий уровень чувствительности, его можно настроить как музыкальный инструмент. На расстроенном пианино никакой музыки не сыграешь. У первого мастера я занимался лет пятнадцать и научился самостоятельно делать все необходимое. Сейчас я бываю в Токио крайне редко, но по мере возможности посещаю занятия, чтобы мастер смотрел мое тело и предлагал мне подходящие упражнения. В сэйтае не прописывают лекарств или иных внешних средств, но предлагают индивидуальные упражнения в зависимости от состояния «пациента». Через две недели мастер может предложить другое упражнение или немного его переиначить, чтобы достичь более высокой эффективности.

Помимо занятий, о которых я рассказал, раз в месяц проводились мастер-классы, на которых объяснялось, как работает сэйтай, как самостоятельно его практиковать. Желательно делать упражнения каждый день. Важно, что сознание не играет тут определяющей роли: нужно довериться телу, слушаться его. Этому надо научиться. Одно из основных упражнений называется «кацугэн (活元) = стимуляция жизненной основы» или «хэйко（平衡）= равновесие»: я сажусь на пол с закрытыми глазами, совершаю несколько предварительных действий, чтобы полностью расслабиться и отключиться от внешних, мешающих факторов, а потом просто сижу, и тело начинает двигаться само собой. (На «пациента», не обладающего нужной гибкостью или неспособного отключиться и довериться своему телу, мастер воздействует своей энергией-ки, находясь рядом с ним. Эта передача энергии-ки называется «юки （愉気）＝ веселая энергия», она тоже входит в ядро сэйтая, придающего большое значение взаимным воздействиям различных энергий-ки). У меня в мышцах есть напряжение, которое мне неприятно, тело само хочет его снять и поэтому бесконтрольно двигается. Такое упражнение задействует экстрапирамидную нервную систему, которая отвечает за непроизвольные действия (безусловные рефлексы, движения, доведенные до автоматизма, действия внутренних органов). Однако и в произвольных действиях участвует экстрапирамидная нервная система. Можно сказать, что сэйтай — это искусство развития экстрапирамидной нервной системы. К числу таких искусств относятся разные виды борьбы — айкидо, каратэ, дзюдо т.д. Ясно поэтому, почему школа для занятий сэйтаем называется додзё — так же, как школа для обучения японской борьбе.

Научиться сэйтаю без руководства мастера невозможно — это все равно что самому осваивать игру на рояле или на скрипке. Речь идет о целом комплексе: изучающий сэйтай учится правильно ходить, сидеть, брать в руки вещи, не совершать неестественных движений т.е. сбалансировано использовать мышцы и иные физические ресурсы. Речь не просто о каких-то отдельных упражнениях — сэйтай впитывается в ткань жизни того, кто его практикует.

Сэйтай — чисто японское изобретение, хотя оно восходит к дзен-буддизму и китайской традиционной медицине. Это практика, предполагающая повышенное внимание и к телу, и к духовному развитию человека. В ее основании лежит понятие ци (по-японски ки = энергия), описывающее материально-духовную субстанцию, которая лежит в основании всего сущего, — ключевое для китайской цивилизации в целом и традиционной медицины в частности, от него отталкивались Лао-цзы (老子) и Чжуан-цзы（荘子）. Ци — это, с одной стороны, основа тела, физических действий, движений в материальном мире. С другой стороны, это основа духа, духовных действий, мышления. Ци — основа, из которой все происходит. В западной культуре душа и тело резко противопоставлены со времен Платона (для которого настоящий мир — это мир идей, а тело — только случайная оболочка) и Аристотеля (у которого душа отвечала за функционирование материального тела), а у Чжуан-цзы и Лао-цзы они имеют общий источник, общую основу. Это энергия: все начинается не с материи, а с энергии и динамики. Сэйтай основан на холистическом представлении о человеке: тело и душа нераздельны, это проявления основополагающей энергии-ци, и нет смысла говорить о них как об отдельных сущностях. Представление о нераздельности души и тела можно встретить, например, и у византийских мыслителей, таких как св. Григорий Нисский — но, конечно, каппадокийский богослов говорил о двух сторонах одной монеты, а не о двух сущностях, исходящих из одной основы, ци.

Ци невозможно измерить, и западные медики критикуют за это восточных. Сейчас (в основном, в Китае и в Японии) проводятся разные эксперименты, делают энцефалограммы, изучают разные способы воздействия на акупунктурные точки. Я сам написал одну статью, в которой пытался прояснить ситуацию и объяснить, почему ци не поддается патофизиологическому изучению (статья называется «Понятие рода Аристотеля и картезианский метод научного исследования»). На мой взгляд, работа с такими основополагающими понятиями — это всегда вопрос научной парадигмы. Нынешняя физико-химическо-биологическая парадигма просто не предполагает изучения такого явления, не позволяет его осуществить. Медики требуют, чтобы оно объяснялось с помощью их понятий, их биохимического понятийного аппарата. Но на самом деле на свете множество важных жизненных явлений, которым медики не в состоянии дать объяснение. Например, занятия спортом — кому-то столько нужно, кому-то меньше, а как все это подсчитать и объяснить, опираясь на биохимию, без помощи глобально-эмпирических, внелабораторных опытов? Можно, например, запереть человека в какой-нибудь комнате на тридцать дней, потом высчитать разницу в весе, констатировать у него ожирение и так далее. Современная медицина пока что отделяет одно явление от другого примерно таким образом. Медики могут дифференцировать состояние тела того, кто сидел в комнате, и того, кто каждый день занимался спортом, а вот как следует заниматься спортом человеку определенного физико-психологического типа, с какой частотой, при каких условиях — этого они сказать не могут, хотя хороший спортивный тренер точно знает, кому и какие задания и нагрузку нужно давать.

Из Китая в Японию пришел и дискурс, и практика дзена, оттуда приезжало много буддистов. Дзен-буддизм в Китае почему-то не выжил, зато в Японии в XIII веке возникли две большие школы, Сото (曹洞) и Риндзай（臨済）, и с тех пор они существуют и развиваются. Сото — очень строгая школа, аскетическая. Ее представители предпочитают вести отшельническую жизнь. Монастыри строятся в горах, далеко от городов. Кроме того, это аристократическая школа, она очень долго сторонилась народа. Ее создал Догэн　（道元）, один из величайших японских мистиков. Другая школа, Риндзай, была основана монахом по имени Эйсай（栄西）. Он придерживался более демократичных взглядов, монастыри строил пускай и не в городах, но в пригородах, предместьях, и это учение быстро распространилось среди народа. Сам я католик, как и мои родители, но тем не менее моя фамильная традиция восходит к дзен-буддистской школе　Риндзай.

Сейчас в Японии очень мало настоящих практикующих буддистов, буддизм существует скорее на уровне обрядов. Сам я некоторое время занимался дзен-буддизмом: один католический священник, крупный специалист по Фоме Аквинскому, немецкий богослов-иезуит Клаус Ризенхубер вел семинар по дзену, и я стал у него регулярно практиковаться, выполнял упражнения по всем правилам: например, сидел в особой позе, потом, когда ноги устают, вставал и медленно ходил, обращая внимание на шаги и перемещение ног, потом снова садился и так далее. Хотя в каждом японском городе обязательно есть дзен-буддистский храм, проводятся дзадзен-медитации и так далее, дзен — удел одиночек.

В дзене я проходил только первую ступень из нескольких, но все равно это был очень ценный опыт. Дзеном надо жить, а у меня уже была другая практика, сэйтай, отчасти с ним схожая. Всем одновременно заниматься не приходится, поэтому я решил, что от чего-то придется отказаться.

В чем суть практики дзена? Во время занятий участники пытаются освободиться от всех эмоциональных и мысленных «шумов», которые постоянно окружают их в повседневной жизни. Дзен негативно относится к тенденции языка создавать для нас понятийные или психические рамки. Такие рамки, с одной стороны, безусловно нужны, чтобы человек мог действовать социально, но, с другой стороны, они мешают человеку слиться с миром и осуществить его самую важную задачу — достичь состояния без противопоставления «я и мир», «субъект и объект». Практикующий дзен-буддизм спокойно дышит и постепенно идентифицируется с самим процессом дыхания, с вдохом-выдохом. Это первая ступень для освобождения от роковой двойственности «субъекта и объекта». Это освобождение не означает отрицания субъекта, его сознания и объективно существующих вещей. Наоборот, дзен предполагает некое единое поле, в котором и субъект, и объект теряют свою самостоятельность в обычном смысле, но могут заново обрести субъективность и объективность. В этом напряженном духовном поле субъект и объект, у которых нет самостоятельных сущностей, присутствуют как потенциально реализуемые.

Негативное отношение дзена к языку и любому символическому представлению напоминает отрицательное богословие Дионисия Ареопагита. В апофатическом богословии порицается всякая попытка понимать Бога при помощи языка. К Богу не приложимо ни равенство, ни неравенство, ни движение, ни покой. Хотя в начале «Мистического богословия» Св. Дионисий говорит о «божественном мраке» и называет Бога «светом», в конце его он отказывается от любого обозначения, относящегося к Богу. Если допустить, что Бог Дионисия включает в себя и бескрайнюю «Самость» человека, то можно увидеть сходство между двумя путями, указывающими на ограниченность и опасность языковой деятельности, скорее препятствующей, чем помогающей в поисках «самого себя».

Еще я занимаюсь духовными упражнениями по Игнатию Лойоле. Я познакомился с ними в юности, когда жил и учился в Токио — ходил в кружок, которым руководил иезуит, при католическом Университете Софии (это один из самых важных частных японских университетов). Там работал немецкий богослов, который обучал меня дзену, и там же был американский иезуит, который вел духовные упражнения.

Католики проводят что-то вроде духовных семинаров в уединении (фр. la retraite) два-три раза в году, обычно во время постов. Как это выглядит: верующие уединяются в каком-то месте, чаще всего в монастырях, и проводят там либо целый день, либо несколько дней. Сначала проходит общее собрание, потом дается один библейский текст — из Ветхого или Нового Завета. Его зачитывают вслух, потом каждый высказывает, что его тронуло больше всего, просто сообщает, без всякого анализа. Затем все расходятся по территории монастыря, уходят в лес, сидят на скамеечках, в часовне — проводят некоторое время в размышлениях и созерцании. После этого все снова собираются м делятся на небольшие группы, по пять-шесть человек. Участники располагаются лицом к лицу, и один из них, выступающий в роли руководителя, просит живо вообразить себе какую-нибудь библейскую сцену из тех, о которых читали раньше в этот день. Например, Иисус излечил кого-то или обращался к самаритянке. Нужно представить себе, как все это выглядело, каков был колодец Иакова, вода из колодца мутная или прозрачная, каковы были пятеро мужей самаритянки, и как бы ты реагировал, увидев Иисуса, разговаривающего с ней. Такие упражнения были придуманы Лойолой: нужно вообразить и пережить определенную ситуацию, сверить ее со своим собственным опытом. Например, речь в этой сцене идет о верности — верности самаритянки мужу — а был ли я верен своему делу, своей идее, своей дружбе и так далее? Разное бывает, у каждого человека что-то стукнет, и надо стараться все это пережить. Потом каждый рассказывает, как все прошло, а на следующем этапе члены группы обсуждают услышанное. При этом очень важно не критиковать или не поучать соседа, но найти с ним что-то общее, что-нибудь вместе почувствовать, стать часть этого маленького, спонтанно возникшего сообщества. Далее следует обращение к Всевышнему, молитва, потом тишина, и после всего этого — месса, литургия, причастие, а потом мы обедаем. Весело проводим время.

Отчасти это похоже на сэйтай: упражнения учат настраиваться, настраивать себя как инструмент, становиться психически хорошо настроенным инструментом. Лойола разработал их, чтобы мы могли лучше понять себя и свое место в мире. Упражнения помогают разобраться в отношениях с нынешними коллегами, студентами, а не только в каких-то сугубо личных вещах. Как вести тот или иной проект, в каком проекте участвовать, в каких научных рамках работать? Нет ли у меня такой мотивации, что я занимаюсь чем-то с показной целью, и она не от меня самого исходит, а от того, как люди смотрят на меня — например, почему я стремлюсь опубликовать статьи в журналах с как можно более высоким impact factor? Подобные вопросы очень важны, их приходится решать на каждом шагу.

Важно понять свой потенциал и в то же время свою ограниченность. Сэйтай учит нас максимально задействовать физический потенциал, опираясь на свою и чужую энергию-ки. Для этого требуется повышенная степень внимания к телу, доведенному до автоматизма. Это практика на уровне физической настройки, которая является предпосылкой для дальнейшего духовного, психического и интеллектуального развития. Дзен тоже учит нас быть самими собой, но в самом радикальном, основополагающем смысле. Стоит отметить, что в обеих практиках первостепенную роль играют непроизвольные движения: и та, и другая развивают экстрапирамидную нервную систему — сэйтай на физическом уровне, дзен на уровне духовного поиска самого себя. Сэйтай учит нас быть внимательными к своему телу, а духовные упражнения Лойолы, развивающие активное воображение, учат нас быть внимательными к своей психике, к своей душе.

Если попробовать указать черты, которые сближают эти практики (хотя такое обобщение неизбежно будет грубоватым), можно сказать, что с их помощью человек встает на путь самопознания, ослабляя путы своей индивидуальности. Однако дело не в отказе от индивидуальности как таковой — это было бы абсурдно. Речь идет о поиске большого «Я» вне социального или культурного контекста, или бескрайней «Самости» с космологическим размахом, которые, как ни крути, противоположны индивидууму в обычном смысле данного понятия.