Русское кино девяностых, при всех его очевидных несовершенствах и подчас откровенной нелепости на грани с самопародией, остается для синефилов своего рода «мертвой водой», которой можно промыть уставшие от потока киноновинок глаза. Эксперт по отечественному эксплуатейшну Дмитрий Карпюк рассказывает о теме детства в четырех картинах жесткого времени.
Многие из нас помнят перестроечное кино по телевизору — всегда мутноватая делириозная картинка, постоянные истерики главных героев, неожиданные и смелые и по сегодняшним меркам заигрывания с запрещенными темами. Казалось, что крушение «империи зла» повлекло за собой рождение уродливых, наглых и часто бездарных ублюдков, этаких гомункулов кооперативного кино. Современному русскому искателю киносокровищ копаться в отечественных плевелах можно с не меньшей пользой, чем в обласканном Тарантино мире грайндхауса — иногда в руки попадаются настоящие алмазы. Ну, или кусочки кривых зеркал, так сразу и не поймешь.
Особенно любопытно, как в кино претерпела изменения тема детства и юности. Радужное «прекрасное далеко» превратилось в мрачную хлябь, из которой нет выхода, причем действие происходит уже не в минувшие лютые годины войны или послевоенной неустроенности, а в тогдашние «здесь и сейчас», в девяностые.



Для меня — как, полагаю, и для многих других — одним из самых ярких впечатлений детства стал трехсерийный фильм как раз 90-го года, «Посредник» дебютанта Владимира Потапова. Эта без преувеличений гипнотизирующая экранизация фантастической повести современника Стругацких Александра Мирера «Главный полдень» (расширенная версия превратилась в роман «Дом скитальцев») похожа одновременно на «Сталкера» и кауфмановское «Вторжение похитителей тел». Вселившиеся в людей пришельцы блуждают по заводским территориям и глухим дворам маленького городка, чтобы с помощью устройства под названием «посредник» обратить еще одного человека в себе подобного и периодически произносят кодовую фразу: «Здесь красивая местность». За молодость отвечала 16-летняя Олеса Судзиловская, которая вызывала стойкое желание ее защитить (хотя, как выяснилось, «посредник» и не действует на детей, а также дураков и сумасшедших). Атмосферу сгущает сепия картинки, вторящее любому звуку эхо и дарк-эмбиент-саундтрек композитора Владимира Чекасина, писавшего музыку в том числе к «Такси-блюзу» Лунгина; а общая опиатная заторможенность происходящего только способствует распространению жути. Невозможно забыть, как колоритный литовец Альгис Матулёнис под кодовым именем «Угол 1» одновременно хищно и бесстрастно поводит худым лицом. В фильме есть и невероятная сцена героической смерти в чистом поле и под высоковольтными проводами. Впрочем, тогда, во время просмотра все было проще — меня охватили полная оторопь и желание немножко полежать. Остается только пожалеть, что после создания этого шедевра Потапов снял только еще один фильм, «Обаяние дьявола», который здорово уступает его телевизионному дебюту. Несмотря на мрачную донельзя атмосферу, это крайне гуманистичная, вполне «шестидесятническая» по духу фантастика — дух человеколюбивых Стругацких с их мокрецами и гадкими лебедями в самом деле прет из всех щелей, и не случайно же оружие пришельцев бессильно против детей и дурачков. Только они могут как-то жить в отравленном мире взрослых, пока их самих как следует не накроет удушающая реальность.



Имено об этом рассказывает другой фильм про детство, просмотренный уже в более позднем возрасте и вызвавший как минимум удивление. Это безусловно уступающая по всем фронтам картине Потапова фантастическая притча с элементами вестерна и хоррора «Полигон-1» режиссера Валерий Родченко. Родченко начинал с прекрасной производственной короткометражки «Младший научный сотрудник» и отечественного джалло «Два долгих гудка в тумане», затем снял довольно невинную экранизацию «Приключений Карика и Вали», где, впрочем, еще тогда внушал некоторую тревогу милиционер Французов в исполнении Леонида Ярмольника. В 94-м году Родченко как и вся остальная страна, видимо, хлебнул лиха, слегка поплыл и создал «Полигон» про правительственные эксперименты над подростками в детской колонии. Трое главных героев, самый младший из которых как в сказке оказывается самым смышленым, получают свою порцию наркотического газа прямо в карцере и попадают то на Дикий Запад, то в средневековье, то к фашистам, то к ниндзя, а в какой-то момент и вовсе к зомбовампирам. Впрочем, галлюцинирует вся колония, пока за подростками наблюдает главный надзиратель колонии по кличке «Жаба» (Андрей Толубеев) и несколько инфернальных врачей. Все происходящее при этом и не смешно, как и любой фильм про подростковую зону, и не слишком серьезно из-за условной игры всех актеров, местами брехтианской, но чаще близкой по духу передаче «Маски-шоу». Еще больше усиливает эффект остранения музыка композитора Андрея Сигле, словно попавшая сюда из «Приключений Электроника». Есть и настоящий подарок для любителей пересечений в трэш-кинематографе — безобразные комбинированные съемки и увеличенная ящерица, призванная изображать динозавра, напоминают о другом перестроечном шедевре — фильме «Монстры» с жовиальным Борисом Щербаковым. При этом финал «Полигона 1» не совсем уж чернушен и даже оставляет какую-то надежду на будущее. Три малолетних преступника при помощи единственного положительного взрослого оставляют позади стены тюрьму с ее охраной и врачами и бегут по замусоренному лужку под звонкий детский голос, напевающий: «Должен твердою рукою бесполезность сбросить с плеч/Должен сбросить то, что давит/Должен сам себе помочь». Робкая попытка удержаться за соломинку и надежда на новую жизнь после тюремных экспериментов достойны уважения, но работа Родченко заслуживает упоминания скорее за такой режущий глаз рассинхрон формы и содержания.



Конечно, были фильмы и помрачнее. Прежде всего вспоминается «Третья планета» Александра Рогожкина, «философичная», как пишут в интернете, фантастика, гремучая смесь перестроечного обличительства власти и тарковщины. Отец забирает смертельно больную 15-летнюю дочку Алену из клиники за рубежом и везет ее в некую Зону, где обитают мутанты-целители и вход куда охраняется военными. Создатель будущей народной классики — национальных охот, рыбалок и блокпостов — в кратчайший срок умудряется скатиться в сексплойтейшн: еще на подступе к зоне отец поддается голосу плоти и спит с женой их проводника, причем в бане, а острая на язык Алена подобно Азии Ардженто обнажается намного чаще, чем того требует сюжетная логика. Когда они оказывается в Зоне, то попадают из беспросветной зимы в пасторальный Эдем, но и там не все спокойно — в заброшенном доме могут пойти волнами покрывающие пол дикие травы и высунуться из-за пианино кривляющиеся мутанты, а прогулка по сказочному лесу вдруг обернется встречей с подгнивающим отрядом в маскхалатах и противогазах. Идиллия не может продолжаться вечно, и к проживающим в семье добродушных мутантов героям наведываются в гости вооруженные люди в форме. Обращение к беспросвету не было для Рогожкина единичным случаем — далее последуют и «Чекист» по «Щепке» Зазубрина, и «Жизнь с идиотом» по рассказу Виктора Ерофеева, которые тоже никак не назовешь жизнеутверждающими — но именно в «Третьей планете» финальная сцена с полураздетыми детьми, бредущими по заснеженной равнине, оказывается особенно давящей. Здесь уместны ассоциации с финалом «Писем мертвого человека», пожалуй, самого удачного фильма Константина Лопушанского, а за культурные референции, обращенные в будущее («Я тоже хочу»), отвечает мелькнувший в роли стукача покойный Алексей Полуян, больше всего известный по роли упыря в погонах в «Грузе 200». Дидактичность и пафос «Третьей планеты» местами кажутся совсем уж смехотворными, но производимый фильмом эффект отрицать невозможно. Да, дети у Рогожкина — последние святые в безжалостном мире взрослых, страдающие за чужие грехи, и, хоть такая позиция видится несколько спорной и искусственной, стоит помнить, что сам жанр притчи предполагает щедрую порцию неловкости за шиворотом у зрителей.

Но не притчами и фантастикой едиными... Жена Георгия Данелии, Галина Юркова-Данелия, сняла в 1991 году фильм «Раба божья» про столкновение сорокапятилетнего художника-реставратора Алексея (Сергей Шакуров) и 13-летней оторвы-неформалки (Зоя Александриди). Девочка ворует у Алексея из машины ценную икону и большую часть фильма издевается над ним как над откровенным лохом, обещая вернуть украденное добро и каждый раз обманывая. При этом, несмотря на надуманность и излишнюю эксцентрику ее выходок, большее раздражение вызывает именно зажатый и туповатый герой Шакурова. Возникает ощущение, что он, как говорилось в одном фильме супруга режиссера, кол проглотил. Алексей хочет в один день вернуть икону и успеть на день рождения своей любовницы, но одно мешает другому, и вот уже перед ним выбор — духовное или плотское? В какой-то момент покажется, что можно иметь и то, и другое, но Юркова-Данелия только дразнит и не дает таких легких ответов, заставляя историю идти по кафкианскому кругу. Ценен фильм не столкновением двух поколений и не юмором (весьма и весьма натужным), а замечательным слетом неформалов на Гоголевском бульваре, где появляется позабытая звезда эстрады Сергей Челобанов в роли не кого-то там, а Иисуса, а также мелькает на 3 секунды артист Андрей Лысиков, более известный как Дельфин (вам повезет, если вы его сможете узнать). Может, это и не «Авария, дочь мента», но именно такое сочетание подростковой комедии и сквозящей в кадре дичи девяностых не дает картине затеряться под волнами нашей памяти.



Во всех перечисленных опусах есть нешуточное ощущение свободного падения, эпатажа напополам с искренностью. Сложно угадать, в какую сторону режиссера может в любой момент унести, и это легкая опасность не позволяла отвлечься или задремать во время просмотра — наследие лишенных фальши фильмов восьмидесятых («Плюмбум», «Шут», «Шантажист») угодило на ядовитую почву девяностых и дало свои плоды. Выросли по большей части дички, но насколько же по-хорошему странно они смотрятся в сравнении с какими-нибудь выдуманными напрочь современными фильмами про подростковые проблемы, от тошнотворно глянцевого «Детям до 16...» до эксплутационного «Класса коррекции». Есть огромный соблазн пробрюзжать что-нибудь про отсутствие поколения режиссеров, способных уловить интонации современных подростков. Но лучше промолчать и подождать — может быть, эти самые режиссеры снимают свое кино прямо сейчас. Возможно, это будете и вы — вспомните, с чего начинал Хармони Корин: снимать фильмы с участием детей это, как минимум, дешевле и веселее чем иметь дела со взрослыми.