Когда в 1971 году правительство Австралии допустило ряд послаблений в области кинематографа, бум в среде молодых режиссеров — чаще всего дилетантов — во многом напоминал расцвет перестроечного кино. Существенная разница между ними и нами — вместо удушливого мессианства и настоянном на эротике мраке в фаворе у австралийцев были простые удовольствия в виде баночного пива, быстрых тачек и непринужденной обнаженки. «Срать мы хотели на запреты Голливуда, у нас будет свое кино, только в 100 раз круче, с кровью и сиськами» — так, видимо, думал не один австралиец с кинокамерой, благодаря чему появилась и просуществовала до конца 80-х новая австралийская волна или озплойтейшн, обожаемый помимо прочих Квентином Тарантино. Однако не стоит все сводить к глуповатому молодежному развлекалову. Параллельно с комедиями про Барри Маккензи на свет появлялись яркие цветы странной красоты, многие из которых могут по праву считаться классикой мирового кинематографа — взять хотя бы «Пикник у висячей скалы» и «Последнюю волну» Питера Уира. И все же речь здесь пойдет не о них.

Многие австралийские фильмы отличает повышенное внимание к эко-тематике. В психотриллере Колина Эгглстона «Долгий уикенд» (Long weekend, 1978) супружеская пара, отправившаяся отдохнуть на природу, словно попадают в рассказ Рэя Брэдбери «Вельд», только на свежем воздухе. Разгневанный кабанчик гигантских размеров рвет клыками на части людей с ружьями в «Кабане-секаче» (Razorback, 1983) будущего создателя «Горца» Рассела Малкея. Даже в эсхатологической «Последней волне» посыл, что скоро все ебнется, может считываться как заслуженное наказание так называемым цивилизованным людям.

Но лучше всего начать с фильма-первопроходца — безжалостного и мрачного «Опасного пробуждения» (Wake in Fright, 1971), снятого канадцем Тедом Котчеффом («Рэмбо: Первая кровь», «Уикенд у Берни») по вышедшему десятью годами ранее роману Кеннета Кука. Историю школьного учителя, который поехал в отпуск в Сидней к подружке, да так и не доехал, по нелепой случайности уйдя в запой в мухосранске под названием Бундеябба, полезно будет посмотреть всем, кто хоть раз попадал в нелегкую ситуацию, когда пить больше не можешь, но твой вновь обретенный радушный друг не спешит это понять. Своеобразный «Географ глобус пропил» на выезде, но практически без женщин в кадре (одна там все же есть, но и ее нимфомания только подчеркивает мужскую несостоятельность жителей городка), фильм интересен не только алконедотыкомкой в гениальном исполнении Дональда Плезенса и убедительными похмельными треморами.  Главный экологический посыл: в знаменитой сцене отстрела кенгуру пьяными реднеками и примкнувшим к ним учителем были использованы реальные кадры охоты. Съемочная группа пришлось в течении нескольких часов наблюдать, как истерзанные кенгуру волокут за собой кишки, пока подвыпившие охотники методично их добивают. Продюсер Джордж Уилоуби в какой-то момент потерялсознание от непрекращающейся бойни, так что режиссер сымитировал проблемы с электричеством, чтобы попросить прервать охоту. Сцена до сих пор может шокировать — на показе отреставрированной версии картины в Каннах в 2009 году случился массовый исход зрителей. Главному герою в исполнении английского театрального актера Гарри Бонда бежать некуда, и он лишь все больше и больше погружается в делириозный жар, тем более что погода этому только способствует. Вспоминается фраза из «Города Зеро», «вы никогда не уедете из этого города», но в «Опасном пробуждении» герой все же уезжает, ничего в сущности не изменив, разве что променяв один круг ада на другой. Отпуск закончен, теперь уже придется самому себя угощать теплым пивом. Австралийцам фильм очень не понравился и на первых кинопоказах в залах раздавались крики: «Это не про нас!». Одно ясно точно — это не только про них.

Еще одна отличительная черта австралийского кино — его анархический дух, ненависть к политикам и вообще сильным мира сего. Даже в фильмах Джорджа Миллера полицейский становится настоящим героем только когда преступает рамки закона. В картине Сэнди Харбатта «Стоун» (Stone, 1974), когда среди членов банды байкеров «Могильщики» начинают происходить жестокие убийства, к ним даже не внедряется, а просится полицейский с вынесенной в название фамилией. После успешно пройденного посвящения с поливанием пивом и пирсингом уха Стоун становится для них «своим» и даже свирепый отморозок Жаба (дебют Хью Кияса-Бёрна, будущего Пальцереза из «Безумного Макса») готов закрыть глаза на его основную профессию. В какой-то момент Стоун принимает участие в трогательном и скорее хипповском по духу купание голышом вместе с байкерами и их подружками. Однако коп есть коп – после того, как главный герой не дает им совершить самосуд над убийцей, «Могильщики» его жестоко избивают. Последние слова полицейского, лицо которого сапоги вчерашних друзей превратили в кровавое месиво, обращены к подружке: «Не звони копам. Никакой полиции». Несколько неожиданный посыл отличает фильм от поделок Роджера Кормана, выходивших в предыдущем десятилетии — всевозможных «Мотоангелов ада» и «Диких ангелов». Хотя образы байкеров не сильно изменились – это примитивные и агрессивные существа, которым не стоит особенно доверять. Кстати, убийства «Могильщиков» начались после того, как члены банды стали свидетелем убийства «зеленого» активиста на митинге – да, и тут прослеживается эко-тема. 

Хью Кияс-Бёрн сыграл небольшую роль полицейского и в единственном австралийском кунгфу-боевике, «Человеке из Гонконга» (The Man From Hong Kong, 1975). Это динамичное и крайне забавное кино классика озплойтейшена Брайана Тренчарда-Смита, полное всех возможных клише жанра. Например, полицейские обязательно пробуют найденный белый порошок, чтобы авторитетно заявить: «Это героин», а удалой азиатский инспектор (Юй Ван), пока отлеживается после ночи бандитских ножей, успевает покататься на лошади и сходить на пару пикников с красавицей Ребеккой Гиллинг, также игравшей в «Стоуне». Главный злодей (наименее успешный из всех Джеймсов Бондов Джордж Лазенби) якшается с политиками и кинозвездами и заседает в неприступном пентахаусе на крыше небоскреба, но для летающего на дельтаплане инспектора-кунгфуиста это не помеха. По сути «Человек из Гонконга» не отличается особой австралийской спецификой, кроме разве что долгой сцены погони, но спустя 11 лет Тренчард-Смит снял настоящее руководство к действию, антиутопию «Кинотюрьма будущего» (Dead End Drive-In, 1986).

Политики могут быть и вампирами, причем в буквальном смысле. Во всяком случае, в фильме «Жажда» (Thirst, 1974) Рода Харди вампирская организация во главе с демоническим Генри Сильвой и на первый взгляд обаятельным Дэвидом Хеммингсом явно пародирует политическую элиту хотя бы своими посиделками за длинным столом. Наследница графини Батори (гречанка Шанталь Контури достойна получить за свою игру все «Золотые малины» мира), попавшая к ним против своей воли, с ужасом наблюдает, как в стерильных помещениях из доноров откачивается кровь и пытается сбежать из дьявольскогоподобия санатория, совсем как «Краб» из драйв-ина. Будут и игры разума, когда вампиры залезут ей в голову и начнут пугать тревожными снами, и обряд инициации, который пойдет не по плану. Они среди нас, и они сильнее нас.

Дэвид Хеммингс в какой-то момент решил плотно обосноваться в Австралии и даже снял там пару фильмов. Кроме «Жажды», из его актерских работ в стране Оз несомненный интерес представляет «Арлекин» (Harlequin, 1980) Cаймона Уинснера, режиссера хита видеопрокатов 90-х «Харли Дэвидсон и Ковбой Мальборо». Здесь Хеммингс играет коррумпированного сенатора Ника Раста, чей сын болен лейкемией. Когда в доме появляется Грегори Вульф (Роберт Пауэлл, игравший свои лучшие роли у Кена Рассела), сначала в виде клоуна на детском празднике, а затем в образе эксцентричного целителя, у мальчика начинается период ремиссии. Вульф нравится не только мальчику и его матери матери – служанка тоже в восторге от его гипнотического взгляда, но все возможные ассоциации с «Теоремой» Пазолини улетучиваются, когда новоявленный Распутин начинает раздражать, помимо Раста, тех, кто его продвигает. Хорошо смазанные жернова коррупционной системы окажутся сильнее любой магии, пусть даже Вульф умеет лечить, летать и морочить всем голову иллюзиями. Постоянно меняющий наряды Пауэлл с черным лаком на ногтях вполне убедителен, Хеммингс тоже честно отрабатывает свой гонорар в образе трусоватой сволочи, и все же картине чего-то не хватает — то ли расселовского безумия, то ли песен Валерия Леонтьева, тем более, что в определенных ракурсах Пауэлл на него удивительно похож. 

Конечно, смерть – главное действующее лицо большинства австралийских фильмов. В последние годы она буквально пропитала их кино – достаточно вспомнить «По волчьим законам» и «Ровера» Дэвида Мишо и «Снежный город» Джастина Курзеля. Безнадега рулит, героин впрыскивается в вену, да еще и от жары никуда не деться. Единственное утешение для героев — выстрелить в человека и смотреть, как он истекает кровью в придорожной пыли. Начиналось все не так беспросветно, хотя, чего уж, и тогда в Австралии тоже умиралось легко. В «Дорожных играх» (Road Games, 1981), триллере про маньяка на трассе, убивающего и расчленяющего попутчиц, за юмор отвечал Стейси Кич в роли словоохотливого дальнобойщика. Именно благодаря его общению в кабине грузовика сначала с ручной динго, а затем и юной Джейми Ли Кертис фильм исполнен легкости, несмотря на нагнетаемый саспенс. Режиссер Ричард Франклин до «Дорожных игр» снял популярный в Австралии триллер про телекинез «Патрик», а после – сиквел «Психо», но «Дорожные игры» по праву могут считаться высшей точкой его карьеры.

Конечно, это далеко не все любопытные фильмы «золотой эпохи» кино Австралии, но и по этому набору можно понять— волчьих ям в кинематографе антиподов хватает.