В тексте появится довольно сложный универсум, населенный жителями: фрактальными орнаментами, плоскими лабиринтами, глубинными узорами с разрывами. Эти жители будут летать по универсуму, взаимодействовать, приземляться на вещи. Универсум «праузоров». Тремя видами жителей ни в коем случае не исчерпывается население универсума, в нем много разного и ценного, и здесь нет никакой классификации.

Несколько положений, которые будут периодически проявляться в тексте, пусть и неявно:

1. В узоре как склейке паттернов сама склейка не менее важна, чем структура паттернов. Узор – это больше «склейка», нежели «паттерн».

2. Поверхность, на которую наносится узор, становится частью узора.

3. Разрыв узора – потеря склейки. Стыковка – примитивная склейка, которая возможна всегда. Там, где разрыв, склейка может замениться на стыковку.

Кто это, что это? Юнг много рассуждал об архетипических паттернах, составляющих основу всех мифологических сюжетов, заполняющих коллективное сознание. Наши жители проявляются в склейках этих универсальных паттернов, но это лишь одно из многих их проявлений. Они сознательны? Это неправильный вопрос. Ответ «да», как и ответ «нет», влечет ненужную неподвижность.

Данный текст о них, но часто он перебивается, делается ритуальным, провоцирует проявление их в себе. Признаюсь, несколько лет назад собирался написать близкий текст, правда, с большим уклоном в символизм. В уме была приблизительная структура, и почему-то центральными точками текста ставились: кольцо Шакунталы и практика четырех лун.

Этот текст – раскрытие секретов.

В аэропорту были длинные очереди, все устали, когда вышли на улицу, дети закутались в шали и легли прямо на тележки. Простояли полчаса в дымной делийской ночи и отправились на север.

Харьяна – ровный штат, обитель Хари. Часто звучит необычный хинди, харьянави или брандж, типа «Ках каал-чаал хай, каха джа ройе». Панипат, Карнал, Курукшетра, Амбала, Панчкула, грузовики с надписями «сила Харьяны». Мы промчались сквозь эти места за несколько часов, встретили рассвет.

Приехали в Равинагар утром.

В Индии я четырнадцатый раз. Один «я» – это тот, кто приехал в Равинагар, чтобы изучать символизм и психиатрию. Другой «я» – тот, кто утерял распознавание границ символической игры, притащил семью невесть куда, невесть зачем, с билетом в один конец. Когда дети спрашивали «зачем мы сюда приехали?», я молчал, улыбался, обнимал их, не зная, что ответить.

Видимо, нужно было приехать в Индию, чтобы написать этот текст, прислониться к новому виду.

Зашел в гости Никил, принес книги в подарок, в том числе и сказки Викрама-Бетала, рассказал про свое детство. У него была кошечка-копилка, в которую он бросал копейки. В день своего рождения, в первый свой юбилей – 10 лет, он разбил кошечку, собрал всю мелочь, пошел в книжный магазин и купил книгу по шахматам. Когда вернулся домой, мать его побила за покупку, за то, что он сделал это без ее ведома. Никил сказал, что все их поколение, а это поколение моих ровесников, росло в нужде и осознании необходимости хорошей работы. Надо вырасти, выучиться и найти работу, чтобы содержать родителей. Это вшито в структуру мышления, даже если ты уже выучился, нашел приличную работу, мысли и идеи о том, что недостаточно средств, стабильности, не отпускают.

— Ты можешь ходить по индийским улицам и видеть свое. А я хожу и вижу другое, я знаю, куда смотреть.

По телевизору шла передача на хинди о рыбалке в районе Чернобыля, как ловить рыб-мутантов, а небо на небе было белым-белым. Осенью здесь сжигается трава, каждый день, дым заполняет небо всей округи, делает его мутно-белым.

Из-за этого дыма каждую осень в Индии начинаются проблемы с дыханием. Просыпаюсь по ночам от слизи в горле, мешающей глотать, от тяжелого кашля, от ощущения, что неправильно дышится. Тяжело дышать этим белым небом. Эта же проблема в Китае. Есть даже специальный термин «пекинский кашель», он начинается практически у всех неместных и проходит, когда они покидают Китай.

25 октября в Афганистане и Пакистане произошло сильное землетрясение, унесшее жизни десятков людей. Мы были не так далеко от границы Индии с Пакистаном. Днем показалось, что с пространством что-то не то, но это ведь скорее внутреннее, не внешнее. Затем пол квартиры на седьмом этаже начал плыть. Пол плывет. Мы схватили детей, кинулись из квартиры. Вся лестница уже была заполнена людьми, все быстро бежали из дома. На улице куча народа, плачущие испуганные женщины. Что происходит вообще?! Землетрясение. Что делать – никто не понимает. У людей гаджеты, они ищут новости, передают друг другу. Земля на улице тоже движется. Постояли на улице полчаса, стали возвращаться в свои жилища.

Чувство беспомощности перед прогневавшейся землей. Когда все успокоится, останется ощущение, что в любой момент это может повториться, придется наблюдать за водой в бутылке, поставленной на пол, прислушиваться к стеклам на окнах.

Никил пригласил к себе. Его родители встретили, накормили, рассказали о своей жизни. Отец Никила – бывший работник правительственного ведомства, занимающегося культурой и языком. Он рассказал, что правительством организованы программы по развитию и продвижению культуры хинди, но как их реализовывать – неясно, премии по современной литературе некому давать из-за практического отсутствия самой литературы. Образованный слой молодого общества проскакивает через культуру в бизнес.

Интересно, что в бенгальской культуре совершенно иной расклад. Импульс великого Бенгальского Возрождения, вспышки знаковых систем, направленных на борьбу за независимость, оказался настолько силен, что остался в ощущениях и спустя сто лет: самобытное оригинальное кино бенгальской школы, интересная современная литература, музыка.

— Правильно ли понимаю, что в хинди культуре существует движение: миф, сказка, современность? Это движение перескакивает через слой художественной культуры, через потребность создавать андеграунд, субкультуры, знаковые системы. Более-менее вся серьезная современная литература – это социалка, раскрытие тяжести быта и взаимоотношений, без лишнего копания в устройстве природы и человека. Природа и человек прекрасно раскрыты в слое Мифа.

Похожие вопросы задаю им год за годом. Хинди – не фиксированный язык, а гигантский конгломерат диалектов, объединенных близкими принципами грамматики и ритуальным духом местности. Урду, дакхни, рекхта, смеси с маратхи, болливудский хинди, бундели, авадхи, большое и малое, бесконечные вереницы локальных сленговых систем.

В 2002-м году довелось провести три недели в Ассаме. Гуляли по Гувахати, посещали храмы, Камакхья питх, катались на пароходике по Брахмапутре. Одним днем нам предложили поехать в леса Ассама, на какой-то пикник. Зачем это нужно было делать и ехать три с лишним часа от Гувахати, даже не знаю в какую сторону, – было совершенно непонятно. Вокруг Гувахати полно диких мест и зачем переться невесть сколько в жаре и неясности? К слову, когда мы туда приехали, то «развернули бутерброды», пару часиков посидели и поехали обратно – еще три с лишним часа потряслись в жарком автобусе. В автобусе сильно укачало, стало тошнить, разболелась голова. Я погрузился в оторванное состояние: что-то снилось, что-то являлось в тошноте, что-то показывалось за окном – и все это перемешивалось. В один момент эта бредовая дрема надоела, я раскрыл глаза и уставился в окно. То, что там увиделось, добавило и тошноты и бреда. Мы проезжали по какой-то ассамской деревне. Вдоль дороги стояла куча женских мурти приличного размера. У некоторых были оторваны головы (именно оторваны – головы валялись рядом), а к некоторым были приделаны наинелепейшие фаллосы. Через несколько километров картина повторилась: снова кучка мурти, снова у некоторых головы не на месте. Мне объяснили, что в этих местах обитают те, кто не любит женские культы. Вот они и срубают головы мурти, и прикрепляют фаллосы – в надругательство над женственностью. Следующим удивительным моментом было вот что. Я подошел к одному мурти Кали, стоявшему недалеко от Брахмапутры. На голове были человеческие волосы. Стало страшно и интересно. Пришло понимание, что в этих местах происходит нечто, не происходящее в другой Индии. В этих местах мурти носят человеческие волосы, а кто-то их сильно не любит и срубает им головы. Какая скрытая жизнь!

Ассам – это отдельный мир. Когда мы находились в Аллахабаде и говорили индийцам, что собираемся ехать в Ассам, те как-то странно смотрели и предупреждали об опасностях. А когда приехали на вокзал Гувахати, впечатлила недвойственная откровенная драка между местными, что довольно несвойственно для Индии. Да и вообще когда проезжали по узкой полоске между Непалом и Бангладешем, чувствовалось, что начинается другая Индия. О какой осторожности говорили местные, собственно? Ну, там сепаратисты, регулярные теракты, конфликты, а еще реально дикая, природная, магическая жизнь, сохранившиеся человеческие жертвоприношения. Только-только уехали из Гувахати, как там что-то крупное взорвалось на базаре. Тантрики, коммунисты, колдуны, мурти Кали с отрубленными головами и человеческими волосами.

Тогда же, в 2002-м очень впечатлила книга И. Госвами «The Shadow of Kamakhya» – сборник рассказов о жизни в Ассаме. Авторский перевод с ассамского. Рассказы поразили необычностью композиции. Истории повстанцев, жрецов, людей непростого быта. Пространство этих текстов казалось необычно растянутым, в нем детально, длинно, настойчиво излагались фоновые моменты, а кульминация и важные действия сокращались до пары предложений. Рассказ мог подводить к преобразованию, действию спрятанной любви или ужаса, но когда доходило до кульминации, описанием которой наслаждался бы любой западный автор, рассказ обрывался.

Все эти годы спрашивал друзей о подобной прозе на хинди. И не смог ее обнаружить.

— Проблема в том, что ты используешь слова, которых от тебя не ожидают. У тебя сложная речь, сложные обороты.

Никил говорил, что знает куда смотреть. Намекал на то, что я не знаю, не умею читать орнамент как текст, ищу художественную литературу, а литературы вокруг полно, просто она не представлена в цифровом или печатном виде. Читай конфигурации ярких грузовиков, надписи на стенах, трущобные последовательности, поезда. Никил намекал на иное присутствие текста в культурном пространстве.

Никил, Джахендер и Аджай порой смеются, когда я говорю на хинди. Cанскритизмы редко используются в обиходе, и от иностранца странно слышать санскритизированный хинди. Везде где можно, для краткости и звучности вставляются слова из урду.

Некоторые бенгальцы говорят на хинди довольно забавно. В бенгали фактически нет родов, а в хинди есть, и бенгальцы часто игнорируют род. «Твой машина», «красивый река». Панджабцы в хинди повсеместно вставляют панджаби, свободно переходят с языка на язык, «карона», «декхона»… К бенгальскому и панджабскому произношению трудно привыкнуть. Насколько же мне легко общаться с выходцами из юпи, и насколько же тяжело с панджабцами и бенгальцами.

У С. Грофа есть «История Отто» – изложение переживаний пациента из Праги. Отто страдал страхом смерти и тяжелой депрессией. Во время психоделических сессий он увидел ворота в подземный мир, охраняемый свиньей. Позже Гроф узнал от специалиста по мифологии, что эта свинья – новозеландская богиня смерти. Интересен следующий момент.

«Хотя я обычно советую клиентам проводить сессии лежа и с закрытыми глазами, чтобы переживания лучше усвоились, Отто сел, открыл глаза и попросил меня дать несколько листов бумаги и принадлежности для рисования. Очень настойчиво и очень быстро он рисовал целые серии сложных абстрактных рисунков. Но, как только очередной рисунок был закончен, Отто рвал и комкал эти сложные орнаменты, явно неудовлетворенный результатом, переходя во все большее отчаяние. Явно разочарованный своими рисунками, он все сильнее расстраивался, что не в состоянии «сделать все правильно». Когда я спросил, что именно он пытается сделать, он не смог ничего объяснить. Отто сказал, что чувствует, как некая непреодолимая сила заставляет его рисовать эти геометрические орнаменты, и убежден, что изображение правильного орнамента является необходимым условием для успешного завершения сессии.»

Отто рисовал узор. Осознавая, что правильность узора даст выход.

У суфиев есть орден, название которого означает «люди, создающие узор». Одного суфия из этого ордена попросили пояснить, что за узор они создают, и зачем. В ответ он рассказал историю о несправедливо заключенном жестянщике, жена которого выткала ему молитвенный ковер, и тюремная стража разрешила положить этот ковер в камере. Жестянщик изо дня в день совершал на этом ковре молитвы, а однажды попросил стражу принести ему металл и инструменты, чтобы делать поделки. Поделки можно будет продавать на базаре. Стража согласилась, начала зарабатывать на поделках заключенного, приносила ему за это необходимые вещи и еду. Но в один день стражники пришли и увидели, что дверь камеры распахнута, а заключенного нет. Прошло много лет, невиновность жестянщика была доказана, можно было больше не скрываться. Его спросили, как удалось сбежать. Он ответил, что дело в узоре и узоре внутри узора. Его жена нашла человека, сделавшего замок для камеры, взяла у него чертеж и выткала на ковре. Жестянщик распознал узор, раздобыл металл с помощью стражи, выточил ключ и бежал. Таким образом, узор оказался средством, методом, помощником в побеге из тюрьмы.

В 2008 году в Варанаси случайно встретился с русскими, с теми, кто спокойно курит и смотрит днями на кремационный дым. Они спросили, что я делаю в Индии, чем вообще по жизни занимаюсь. Ответил, что готовлю побег из больницы, раскрыл тетрадку и зачитал записи. Там шла речь об ожидании птиц. Типа, мимо больничного окна, во время пения новой луны (дальше расчеты когда именно), пролетит лебедь, за которого можно ухватиться. Как говорить с вороной, прилетевшей от Дхумавати. Эта ворона прилетает, когда случается особый дым с запахом. Это дым от жертвенного костра, разведенного внизу под окном. Разводят его в дни особой луны (дальше расчеты когда именно). Посему, когда эта ночь приблизится, надо приготовиться: намазать тело особым маслом (далее расчеты состава), чтобы пахнуть как мокрое небо. Собеседники решили, что речь идет об алхимии. Они восприняли побег как алхимическую метафору.

Очевидно, для побега из сложной реальности нужно подобрать далеко не только ключ от темницы. Необходима еще карта, включающая все близкие помещения, необходимо детальное знание архитектуры и географии тех мест. Из сложной тюрьмы не так просто сбежать, даже если станешь невидимкой и получишь ключи от всех дверей – можно запутаться в системе входов-выходов.

В случае пространств заточения архитектура и география сливаются, большая часть осознания географии определяется архитектурой. Запад-восток – это не безграничные земли и просторы, а коридоры с окнами, в которых заходит-восходит солнце.

Г. Бейтсон приводит интересное наблюдение:

«Примечательна зависимость балийцев от пространственной ориентации. Чтобы действовать, они должны знать свои «опорные точки». Если балийца провезти на автомобиле по извилистой дороге, чтобы он потерял чувство направления, он может впасть в тяжелую дезориентацию и стать неспособным действовать (например, танцор может потерять способность танцевать) до тех пор, пока не вернет свою ориентацию, увидев какой-то важный ориентир, такой как центральная гора острова, вокруг которой структурированы опорные точки».

Как действовать, если не понимаешь, где находишься? Как молиться и танцевать, когда не знаешь, где восток?

Книга Карлы Янни «Архитектура безумия» («The Architecture of Madness») посвящена изучению зданий американских психиатрических приютов, построенных в 19-м веке. Психиатрическая больница – это отдельный город, закрытый от лишних глаз, наполненный своими законами. Привычная для советских больниц схема следующая. На окраине города за высоким забором рассыпаны двух-трехэтажные здания, особняком стоит приемное или амбулаторное отделение, там же находится парк для прогулок, иногда и продуктовый магазин. Здания старые, видевшие внутри себя тысячи историй безумия. Многие пациенты возвращаются в одну и ту же больницу снова и снова, год за годом, воспринимают с чуткостью локальную географию. Номера отделений становятся для них метками жизненных этапов. Кто-то когда-то это проектировал, рисовал схему, прикидывал по сторонам света. Архитектура психиатрической больницы – тема явно ответственная и глубинная. Интуитивно ясно, что структура зданий университетов, торговых центров, влияет на внутренний ход, но не является чем-то радикально важным. Если здание суда будет построено без серьезного продумывания, то вряд ли это скажется на исходах десятков судебных дел. Естественно, это не так в случае психиатрических больниц и тюрем – закрытых мест, в которых месяцами, а то и годами, содержатся люди. Коридоры-лабиринты, хитрые симметрии, нестандартное расположение окон – все это дает корм для сложного сознания. Даже человек с отличным здоровьем, будучи помещенным в закрытую комнату, начнет спустя какое-то время изучать орнаменты обоев на стенах. Палата психиатрической больницы – это бедный мир, как правило, лишенный ярких атрибутов, человеческое сознание цепляется за видимые выпуклости – это естественно, природно. Дизайнер психиатрической больницы создает схему-пространство для многих-многих, создает дом с царапинами, в которые будут вглядываться целые поколения людей сложного восприятия.

Сейчас доступно множество изображений западных средневековых приютов, английских замков безумия типа больницы Северного Уэльса – жутких башен, наводящих ужас. Как ад на земле, охраняемый летающими драконами. Карла Янни рассматривает огромные монолитные здания первых психиатрических больниц Америки и Европы, среди которых встречаются круглые гиганты, затем выделяет момент появления рассыпанных зданий, отмечая, что обоснованием их появления могут служить миазматические теории заболеваний. Многие американские психиатры XIX века приняли идеи о целебных свойствах архитектуры. Если больного поместить в правильно выстроенную больницу, располагающуюся в правильном месте, процесс исцеления пойдет тоже правильно. Эту идею можно растянуть как жвачку: от научного обоснования до полной глупости, и обратно. Она и очевидна, и невероятно сложна.

Американский психиатр Томас Киркбрайд продвинул идеи целебной архитектуры, разработал план из 26 пунктов, в котором записал установки для нового типа больниц. Палаты должны линейно расходиться от центра, чтобы получать необходимое освещение и вентиляцию. В каждой больнице должно содержаться не более 250 пациентов, чтобы оставалась возможность индивидуальной работы. Однако, подобные требования оказались слишком малореалистичными, вскоре психиатрическая ассоциация изменила число пациентов до 600. Да и вообще оказалось не так просто управлять больницами Киркбрайда. Затраты большие, а целебные свойства новой архитектуры далеко не очевидны. В начале XX века многие больницы были либо заброшены, либо проданы и переделаны для других нужд.

Срезы-схемы больниц, приводимых Янни в монографии, похожи на летучих мышей, с лестничными крыльями. Над Америкой летели гигантские летучие мыши, устали, прилегли отдохнуть и превратились в психиатрические больницы. Напоминает соответствие Фуко: корабль – больница, корабль дураков Босха превращается в закрытый социальный приют.

В конце 90-х, кажется, в 99-м К. перевели в новое отделение. Я часто приходил к нему, навещал, проводил там целые часы, общался не только с ним, но и с соседями по палате-отделению. А санитары-медсестры уходили по делам, закрывали двери, порой даже было трудно выйти обратно – ходил, разыскивал их, стучался в ординаторские. Не во все отделения пускали, а в это новое пустили без проблем. Огромная, просторная палата, улыбающиеся приветливые медсестры. Солнце прямо пронзало все пространство, наполняло собой. В палате всего трое. Солнце-солнце, простор.

А однажды спросил К. какое отделение он считает самым страшным, самым кошмарным. Ведь за годы он где только не побывал, чего только не насмотрелся. В трех разных больницах уже отделений пятнадцать сменил, мог сравнить. И он ответил, что то солнечное отделение – самое страшное. Как такое могло быть?! В его больничной географии солнечное отделение ставилось в точку ужаса.

Три года назад меня пригласили в одну психиатрическую больницу провести занятие по жонглированию в отделении арт-терапии. Там лепка, художественная студия, театр. Собрались люди, я рассказал им про разные виды жонглирования, а затем предложил попробовать подвигаться, потанцевать. Вышли заниматься женщины в возрасте, еще пара странных бабулек, два очень солидных мужчины, один из них в костюме, энергичный парень и девушка. Мне объяснили, что это в основном различные шизофреники в период ремиссии. Тема вошла очень задорно. Мы учились пускать по телу волны, танцевать кингтут, катать по себе невидимые кубики, учились свободно двигаться. Взялись за руки, сделав круг, и стали пускать волны, пробуждать внутри себя энергии. Я их учил дергаться, содрогаться всем телом, затем расслабляться, и все это под музыку. А затем взялись за жонглирование.

После занятия стали подходить люди и задавать вопросы «а вы еще придете», «а когда следующее занятие». Мне стало радостно от одной мысли, что жонглирование, которому посвятил столько лет, хоть кому-то нужно. Стал приходить раз в неделю, заниматься. Выкладывался настолько, что в день занятий не хватало больше ни на что сил. Мы изображали инопланетян на дискотеке, прыгали, танцевали, кидали шары и кольца, с помощью катхакали показывали слона, который пришел попить воды, но его стукнуло током и выкинуло на берег.

Как-то раз на занятия пришел человек, который не мог подбросить шар. Он перекладывал шар из руки в руку, но не подбрасывал его. Потребовалось три занятия, чтобы он сделал бросок. Я ему объяснял, что ничего страшного не будет, если не получится поймать шар, пусть он упадет, это всего лишь шар, у всех жонглеров, даже самых-самых мастеров, падают предметы. Он набрался силы и смелости, бросил шар, поднял, убедился, что ничего страшного не произошло.

За пару лет занятий прочувствовал совершенно по-новому пространство психиатрической больницы, выслушал десятки удивительных историй, увидел сотни человек тамошней жизни. Были даже те, кого перевели из тюремной больницы и допустили до занятий в отделении арт-терапии. Пришел парень без зубов во рту, сказал, что его перевели из тюрьмы, куда он попал за то, что проломил голову человеку ломом, но сделал это не по своей воле, заставили. Все занятие он ходил за мной следом, улыбался беззубой улыбкой, сжимая в руках шары для жонглирования.

Довелось пообщаться с людьми, которые толком не общались. Они выдавали минимальный код, а затем лицом показывали, что это всем ясно, и если ты не понимаешь высказанного, то с тобой не о чем говорить. Собственно, они долго обдумывали, прежде чем что-либо высказать, экономили слова, а когда выдавали, это выглядело емко-сжато-компактно. Непонятно чаще всего. Он боится открыть рот, так как текст выпадет изо рта. Сильное эмоциональное напряжение. Глазами тебя просверлит, всем своим видом заставит вслушиваться в код. Читай намеки, читай знаки.

Как-то после занятий мы с Е. сели попить чаю, поговорить о жизни. Он спросил, что такое шизофрения. Ответил ему, что шизофрения – это домик для определенных праузоров, чем вызвал радостный хохот. Еще про себя сказал «и, возможно, единственное оружие против фашизма».

— А ты знаешь, что такое аутизм?

— Это внутренний тоннель.

— А у меня есть аутизм? Как ты думаешь?

Не мог же я сказать «конечно», хотя там было это «конечно». Ответил, что аутизм – не болезнь, а свойство характера, стремление блуждать во внутреннем тоннеле.

В периоды больничных занятий, я перекапывал доступную психиатрическую литературу, пытался разглядеть взгляд психиатров на вещи. Можно сказать, изучал не явления психической природы, а взгляды определенного сообщества на взгляды психической природы. Чтобы составить словарь.

Это кажется нелепым, наивным. Из книги А. Кемпинского «Психология шизофрении».

«Зато в шизофрении мы наблюдаем обратную картину: метафизические проблемы выдвигаются на передний план. Это является одной из черт, которые позволяют отличать шизофренический бред от иных видов бреда. Тематика нешизофренического бреда обычно бывает свободна от специфической окрашенности метафизическими проблемами». 

«Главной чертой шизофренической космологии является фантастика и магия». 

«Магия вытекает из метафизического характера тематики шизофренического мира. Вещи, находящиеся за пределами человеческого восприятия и действия, легко становятся полем действия таинственных сил». 

«Философ занимается философией, но живет, в сущности, такой же жизнью, как и любой другой рядовой человек. Больной шизофренией живет своей философией. Проблемы, которые для философа являются предметом рассуждений, для больного являются делом жизни в буквальном смысле слова, ибо он живет в мире, им самим созданном, ради которого он готов страдать и даже отдать жизнь».

Это кажется беспомощным суждением. На деле, не все так просто. Кемпинский высказал то, что почувствовал, магия для него – это закрытая коробка, которую не стоит открывать, чтобы случайно не взорвалась.

Ощущение беспомощности при чтении психиатрической литературы связано с тем, что в этой области самые интересные сложности распиханы по закрытым коробкам. Авторы намекают, что содержание коробок – сфера не их компетенции, они готовы переставлять закрытые коробки, фиксировать их, свидетельствовать об их существовании, но не копаться внутри.

Мы встретились с В. у метро, проговорили несколько часов. Собственно, я просил его помочь, предоставить тексты для исследования. В. – известный психиатр, изучающий творчество людей с психическими расстройствами, он собирал рисунки, тексты пациентов десятки лет.

В. естественно спросил, зачем мне эти тексты, что с ними делать и какие выводы ожидаются. К тому моменту я уже несколько лет носился с идеей взгляда на текст как на топологическое пространство и его изучение методами, близкими к нашим гомологиям и гомотопиям. Философы и люди культуры интересуются клинической психиатрией потому, что догадываются, что аномальные состояния психики могут содержать принципиально иные взгляды на вещи. Фуко задал правильный вопрос: «откуда взялись психиатрические больницы?», и сам же на него ответил. Этот ответ стал важной частью западной философии 20 века. Так и казалось, главное задать правильный вопрос. Например, что такое «бредовый текст»? Если вопрос правильный, попытка ответа на него повлечет содержательное исследование. У меня было предчувствие, что в текстах людей с психическими расстройствами присутствуют определенные узоры, и раскрытие свойств этих узоров способно дать новое представление о пространстве. Это не ритм текста, не пульс, это узоры со склейками-разрывами, которые можно разглядеть лишь при глубинном подходе. Бред должен быть качественно отличен от имитации бреда. Бред лежит на больной поверхности, а имитация лежит на здоровой, искусственно помятой.

Бред должен растечься по сознанию узором, лишь тогда он начнет действовать и преобразовывать сознание, а сингулярные вспышки бреда ничего не несут. Бред становится бредом тогда, когда становится узором. Образование этого узора идет по общим природным принципам – как сложного естественного организма. Склейки-разрывы делаются природой, и это качественно те же склейки-разрывы, что и в других комнатах бытия, следы фундаментальных принципов.

В. внимательно выслушал мои идеи и ответил, что все это само по себе звучит интересно, но довольно тревожно, при этом, есть два момента: моя научная репутация и самоирония – они несколько защищают озвучиваемые идеи. Возможно, эти идеи сами являются бредом, и речь идет о бреде, пытающемся изучать бред. Но складывалось впечатление, что тексты психически больных людей структурно не относятся к корням, книгам, апельсинам, и даже к делезовской ризоме, у них иная структура, иной узор, не у всех, конечно же, но у многих, у «текстов необходимости», у «текстов путешествий». Осознание этих узоров может принести такие плоды, о которых мы даже не мечтаем.

Сразу было ясно, что данная идея не касается области лингвистики и филологии. Лингвистика начинается и заканчивается с предложения, филология рассматривает текст внутри культуры, а идея относится скорее к текстологии. Идея укрепилась после того, как одним летним днем меня привели на границу мира в моей детской географии. Это следующая станция к той, где мы жили. В детстве не представлял себе, что находится за ней, и даже во снах туда не забегал. А там оказался дом, в доме чисто, светло. Переводчики, востоковеды, лингвисты. Один лингвист рассказал о своих экспериментах над текстами. Он взял некий текст, типа лирического произведения, и заменил в нем слова, сохраняя при этом грамматическую структуру предложений. Из лирической прозы он получил руководство по производству химических соединений. Когда он его прочитал от начала до конца, у него возникло дежавю. Дежавю было спровоцировано грамматическим узором, узор явился провокатором психического состояния. Это была специальная провокация дежавю.

Можно ли провоцировать жамевю – противоположное дежавю состояние – «никогда не виденного» размытием привычного узора? Сознание привыкло к застывшему узору в данном месте, а мы берем и сознательно его размываем, искажаем, оставляя большое внешнее здание неподвижным.

В качестве примера бредового текста В. привел цитату из повести Н. Лескова «Левша». «Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся». Это последние слова левши – мастера, который подковал блоху.

В. прислал книгу П.И. Карпова «Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники», 1926-го года издания. Помимо Павла Ивановича Карпова есть еще Пимен Иванович Карпов – автор «Пламени», творивший в те же годы, что и его однофамилец. Работы Пимена определенно важны для текстологии и осознания «структуры вообще»: нежные ткани садистских оргий, летающая Людмила, красный закат.

Летом мне передали посылку от В. – большой пакет с множеством тетрадок. Двадцать основных текстов – детально прописанных, удивительных, ценных. Раскрыл первую попавшуюся тетрадь и утонул в ее образах. Описывалась деятельность спецслужб, которые перемещаются по миру и рушат любовь.

15-го июля мне стало холодно. Это было утро, начало светлого летнего дня, но почему-то тело задрожало от холода. Забрался под три одеяла, уснул. Во сне увидел поверхность, на которой пишется текст из двух букв. То ли деванагари, то ли бенгали, скорее бенгали, но эти две буквы порождают бесконечную сложность текстового узора. Текст ветвится, усложняется, разрастается, но если посмотреть на него локально, то будет видна лишь одна из этих двух букв. Как две буквы могут породить такую сложность? Когда проснулся, подошел к компьютеру, увидел е-майл. Это было письмо от одного индийского знакомого – Амира, от которого не получал никаких вестей уже лет шесть.

Про Амира среди наших общих знакомых ходят разные слухи. Рассказывают о его детских встречах с Кали, о том, что Кали ему диктовала тексты. Сколько лет сейчас Амиру – не знаю, но он довольно молод. С ранних лет он занимался мистической графоманией – исписывал тетрадки непереводимыми текстами с биджами, рисунками неизвестных янтр. Когда-то мне прислали несколько станиц из его тетрадок, несколько страниц из тысяч, и это не могло не впечатлить. Свои иерархии, категории, сочетания треугольников, расстановки бидж.

Амир рассказал, что в те годы он посвящал особым практикам по десять часов в день – это был сложный процесс, тяжелая рутинная работа.

— Это происходило по ночам. Я читал по 8-10 тысяч мантр.

— Ты видел дакини в физической форме?

— Нет. Но люди, которые смотрели со стороны на меня во время совершения ритуалов, видели их вокруг меня. Я их видел лишь во время медитативных практик.

Я поинтересовался набором мантр, которыми Амир пользовался, на что он ответил определенным списком, включающим как опубликованные источники, так и скрытые системы, а также то, что он получил от дакини.

— Эти практики согласуются с тем, что давал тебе Салман Баба?

— Это противоположность его системе.

Здесь я должен рассказать о Салмане Бабе. Много лет назад, зимой, мне довелось провести неделю в его ашраме. Это был маленький город на севере Индии, окруженный горами и озерами, скрытый за тихой холодной дымкой. Об этом ашраме я узнал от друга, который только что оттуда вернулся в полном восторге, а он в свою очередь узнал о нем от Амира.

Первый же момент, увиденный в ашраме, меня поразил. Там все было выкрашено в зеленый цвет, на стенах красивые арабские надписи, строгие мусульмане, сидящие при входе. При этом, Салман Баба начитывал четки с изображением Ганеши, которые ему дал индуистский саньяси. Северная Индия молчаливо разделена на индуистскую, мусульманскую и сикхскую части, они сосуществуют, но чаще в разных ритуальных плоскостях, не особо пересекающихся. Индуисты привыкли к нашидам, звучащим из соседних дверей домов с зелеными стенами, а мусульмане спокойно проходят мимо звуков колокольчиков, мимо доносящихся от соседей гимнов матери Дурге. Храмы Кали соседствуют с сикхскими гурудварами и мечетями. Это все сосуществует, но ритуально не пересекается, особенно в малых городах. Традиционно мыслящие родители крайне против смешенных браков, не одобряют дружбу индуистской дочери с мусульманским юношей, а о дружбе наоборот: мусульманской девушки с индуистом, – даже речи не идет. Как они будут жить, праздновать семейные праздники? Поедем в гости к бабушке на Дурга пуджу. Мусульманский муж постоит у алтаря с изображением многорукой богини, восседающей на льве, порадуется вместе со своими новыми родственниками, попоет гимны? Нет, конечно. Серьезная тема, на которой выстраивали игру политики разных времен. Если спросить кого из молодых, они ответят, что это пережитки прошлого, уже все ускорилось и упростилось, но на деле не все так радужно, эта актуальность не способна исчезнуть даже под сильным напором современности.

Это то, что удивило в ашраме. Мусульмане ближних деревень регулярно приходили в ашрам, чтобы послушать нашиды в исполнении Салмана Бабы. Туда же приходили за своими заботами тантрики в красных одеждах, шафрановые саньяси. Да и простые местные жители – за благословением на процветание, за волшебной приправой, за отваром, за советом. Салман Баба начинал прием посетителей-паломников утром, заканчивал, когда уже темнело – целые дни он проводил в беседах с людьми, в организации жизни ашрама. В общении с ним часто складывалось впечатление, что он читает мысли – он досказывал непроизнесенное, но подуманное, складывалось впечатление, что он разговаривал внутренними жестами, заламывая себе руки, принимая при этом необычные позы. Возможно, это были лишь психологические трюки. Одна моя близкая знакомая, побывав в его ашраме, рассказа о чуде с запахами. Все вокруг было наполнено запахом сандала, этот запах был в самом воздухе, в людях, в деревьях, везде. Салман Баба собрал вокруг себя учеников, включая ту мою знакомую, поднес ладонь к своему лицу, объявил: «жасмин», и подул. И все-все-все изменилось – аромат жасмина заполнил собой все пространство.

Там существовало несколько кругов приближения к учителю, все эти посетители-паломники входили во внешний круг, а внутренние круги были заняты адептами, которые находились при ашраме не первый год.

Мне довелось понаблюдать в этом ашраме своеобразные акты экзорцизма. Как у нас в церкви используется кропило, там использовались павлиньи перья, и вообще обряд был внешне похож на то, что проводят у нас. Меня тоже почистили. Показалось, что «за компанию», но видимо, это была подготовка перед инициацией. Очень серьезный индиец с павлиньими перьями, с мантрами-заклинаниями, провел этот ритуал. Честно признаюсь: был легкий приятный ветерок и до, и после, и я ничего не почувствовал от этого ритуала. Ну, малость страшно было, конечно, но все равно. После этого ритуала мне дали инициацию, и я воспринял эту чистку как необходимую подготовку.

Жизнь в ашраме также впечатлила. Там было несколько адептов внутреннего круга, которые занимались изготовлением отваров, эликсиров из ягод рудракши. Один раз довелось пообщаться с человеком, проходящим там многомесячный курс лечения – он мазался эликсирами, совершал специальные омовения, читал данные ему учителем мантры, соблюдал посты. И за месяцы жизни в ашраме он переосмыслил практически все.

В последний день общения с Салманом Бабой, он дал наставление, чтобы я следующие сорок дней провел при полном воздержании от пищи и воды от рассвета до заката – как ураза во время Рамадана. И со всей строгостью и внутренней радостью я исполнил повеление, ощущая прикосновение к таинственному и волшебному.

В следующие годы я неоднократно видел во сне Салмана Бабу и этот ашрам – в благостном свете, загадочности, примерно так, как это воспринялось наяву. Но в одном сне все сложилось не так, как обычно. Это была неизвестная комната в двухэтажном здании с длинными коридорами. Я дрожал от страха, понимая, что в этих комнатах происходит нечто страшное. В комнату зашел Салман Баба, но вместо привычной благостности он скалился, это была гримаса ужаса, а из-за его спины проявлялась темная воздушная стихия. Прошло еще несколько лет. В одну ночь я не мог уснуть, метался по комнате, сам не понимая причины беспокойства. Когда закрывал глаза, в предсонном состоянии видел Салмана Бабу, вскакивал, снова бесцельно ходил по комнате. Так и не уснул до утра. Оказалось, в эту ночь Салман Баба ушел. Узнав эту тяжелую новость, я связался с Амиром, попросил разъяснить некоторые моменты происходящего в ашраме. Он входил в ближний круг и знал то, что было скрыто от обычных посетителей. То, что мне ответил Амир, заставило многое переосмыслить.

Салман Баба был одним из самых известных колдунов тех мест, его боялись, уважали, и слава была далеко не только доброй. Он создал свою магическую систему на основе суфийского оккультизма. Система выстраивалась на практике, он шел оптимальными путями, постигая экспериментально, что многие аспекты магического мира легче раскрываются при использовании исламских или еврейских мистических тем, нежели индуистских. Он синтезировал то, что считал работающим, его ближний круг видел много странного, необъяснимого. Например, индуистские ягьи с использованием фраз из Торы вместо традиционных ведических гимнов. Ученики получали от него секретные практики, мантры, наставления. В этих наставлениях были и нетрадиционные посты, и мантры с Божественными именами еврейской мистической традиции, и йогические асаны.

Это была работающая магическая система, интуитивно выстроенная одаренным чувствительным человеком.

– Основания лежат в доисламском персидском и арабском мистицизме. Ближе всего к системе Салмана Бабы находится джалали – оккультная суфийская система.

Амир подробно рассказал о практиках, предупредив перед этим, что без присмотра со стороны знающего человека это делать небезопасно. Практика начиналась с чистки – строгого поста, воздержания от любой пищи животного происхождения, воздержания от лишних разговоров, контроля над чувствами, а полный ее круг практики занимал 15-45 дней, в зависимости от практикующего. По ночам необходимо повторять определенные тексты. Желательно проводить практику скрыто от людей, находиться в основном на природе. После каждого посещения туалета необходимо делать ритуальную чистку пяти конечностей.

Примерно на 7-9-й день перед практикующим появляется джинн. Джинн остается до 60 дней. Он может общаться, может просто присутствовать. Амир сказал, что подходящее санскритское обозначения джинна – четака. Данная практика может быть крайне разрушительной, ее желательно совершать под строгим наблюдением опытного учителя.

Спустя время я познакомился с интереснейшей книгой индийского психоаналитика Судхира Каркара «Шаманы, мистики и доктора» (Shamans, Mystics and Doctors). Каркар проводит детальный параллельный сравнительный анализ методов западной психотерапии и индийского целительства, разбирает множество историй и методов. Один из его героев – Баба – мистик, целитель, к которому идут люди. Читая эту книгу, я поражался совпадениям написанного с тем, что видел своими глазами в ашраме Салмана Бабы, что слышал о нем от Амира. Может быть, Каркар описывает именно Салмана Бабу? Кажется, нет.

Часто вспоминаю Салмана Бабу с теплом и интересом. Амир рассказал подробности его последнего года и ухода – странные и страшные. Не чувствую уверенности, что могу здесь их изложить.

Каркар описывает следующую практику. Нужно уединиться на неделю, очистить себя. Комната покрывается красной охрой, практикующий повторяет Имена на красном ковре. Далее он закрывает себя на сорок дней, чтобы никто не беспокоил, читает заклинания, вызывающие джинна, всего 137613. Если все правильно делать, джинн появится.

Прочитав этот момент, сразу же послал Амиру эту книгу, спросил, об этой ли практике он рассказывал. Он ответил, что это именно та практика, что она описана в Ибн Арабия, и что аль-Газали о ней упоминал.

Амир рассказал еще кое-что о своих практиках. Те сущности, с которыми он соприкасался на протяжении определенного времени, являются не сильно ориентированными в сторону человека, человек им скорее безразличен.

— Их проявление и поведение ближе к деревьям и горам, чем к людям.

Они наполняют сознание, сливаются с практикующим, делают его «наслаждающимся реками». Можно зайти в их дом, понаблюдать за ними, но если ты захочешь их приручить, использовать, внести в свою жизнь, дверь дома может захлопнуться, и ты окажешься в ловушке. Ближе к деревьям и горам, но с определенной волей, подвижностью и даже агрессией.

«Двойное послание» – это центральная концепция теории шизофрении, разработанной Г. Бейтсоном. В самом начале работы «Эпидемиология шизофрении», Бейтсон приводит диалог с пациентом, в котором говорит пациенту, что пространство – это его мать, на что пациент отвечает: «нет, пространство – это Мать». Пространство – не его мать, а Мать вообще. Мать вообще. Далее приводится короткий диалог с самой матерью пациента, из которого делается вывод, что причины психических проблем ее сына хранятся в семейном общении. Мать часто нагружала коммуникацию тяжелыми двойными посланиями – противоречивыми посылами, в результате чего в мышлении ее сына проявились разрывы. Бейтсон наблюдает за разными пациентами и улавливает у них близкую историю: когда-то они жили в пространстве двойных посланий, им одновременно сообщали, что любят их, и что их не любят, хвалили и ругали, и эта неоднозначность привела к последующим проблемам их мышления.

Двойное послание, в принципе, близко как концепция к идеям амбивалентности Блейлера. Двойственность переживаний в сфере языка довольно часто можно встроить в схему двойного послания.

В детстве, лет в девять, во дворе. Откуда-то возник и задался вопрос. Представь себе, ты стоишь, с одной стороны от тебя стоят все твои друзья, а с другой – твоя мать. В какую сторону пойдешь? Не представляю, кто придумал этот вопрос, но дворовые начали его задавать всем детям подряд. Все отвечали: «к друзьям». Это была определенная проверка зрелости, насколько ты взрослый. Это как попробовать покурить сигарету или понюхать клей. Ответить, что пойдешь к матери, означало признать свою слабость, упасть в глазах окружающего дворового сообщества. Я боялся, что мне зададут этот вопрос, во мне существовал единственный ответ: «к матери», и я не стал бы лгать. Почему-то мне его не задали.

Многие дворовые метакоммуникации строились на имитации тюремных отношений, складывались из жесткого сленга, различных уловок, прибауток, присущих лагерной культуре. Но, в отличии от настоящей тюрьмы, все это оставалось игрой. Вопрос про мать и друзей показался мне глубоко символичным. На первый взгляд, это был выбор между детством и взрослой жизнью, вероятно, многие так его и воспринимали. Но мне показалось, что это выбор между правдой и неправдой. Мать – это Мать вообще, как в диалоге Бейтсона. Отрекаясь от матери, ты отрекаешься от всего истинного мира, от любви. Ради чего? Ради победы в метакоммуникационной игре, легкого осознания своей взрослости.

Вероятно, прочтя эти рассуждения, Бейтсон нашел бы и в них следствие опыта двойного послания, излишнюю нездоровую метафоричность, присутствие «Матери вообще» как маскировки разрывов. Мне же кажется, что тот пациент указал Бейтсону на упускаемую им деталь. Мышление шизофреника очень метафизично. Поиск двойного послания следовало искать не только в семейных отношениях, но и в отношениях с миром в целом. С невербальным миром, с метафизикой, магией. Двойное послание может приходить во время наблюдения за рыбками в аквариуме, наблюдениями за облаками, во время детской молитвы.

Возможно, тот вопрос о матери и друзьях, действительно, касался лишь разделения детской и взрослой жизни, и это мое шизофреническое восприятие выстроило глобальную метафизическую схему: либо ты с Матерью, миром, любовью, добром, либо ты предатель. Символические дорожки, по которым блуждает шизофреническое сознание, могут быть крайне запутанными. Возможно, сейчас, в этом тексте, происходит то же самое: создаются надуровни, позволяющие наблюдать за собой, позволяющие шизофрении рассуждать о шизофрении, критиковать теорию двойного послания, заскакивая на некий метауровень. Неважно.

Шизофреники у Бейтсона тяжелые, они не отделяют метафор от буквального. Шизофрения у Бейтсона – трагедия, запутавшаяся в кустарниках контекстов, переживание отрицания своего «я», разрыв метасообщения.

Меня жизнь свела с людьми, у которых шизофрения лишь еле просачивалась в речи. Текст, который они производили, был разумен, лишен ярких аномальных разрывов, при этом, воспринимая его, ловил себя на мысли, что разрывы таки есть, просто они спрятаны в глубине.

Ярчайшее впечатление на меня произвела беседа с С. о майских праздниках. Это было в психиатрической больнице, мы обсуждали жизнь.

— Мне бы пережить майские праздники.

— А что такое?

— Да ничего. Говорю же, просто пережить майские праздники, больше ничего не надо.

— А что может случиться в майские?

— Ничего. Говорю, просто пережить майские праздники.

Он еще несколько раз повторил эту фразу. Было видно, что майские праздники для него – глубинная метафора, связывающая чувства, дающая воспоминания, тревогу, неизвестность. Это не майские праздники, к которым мы привыкли, а Майские Праздники вообще – время ужаса.

Летним днем мы встретились с одним диджеем, который вернулся из Лондона. Он играл с известными группами, с «Мумий Троллем», например. Рассказывал об ощущениях, когда огромный зал заводится от твоей музыки. Этот диджей – из тех людей, которые постоянно шутят. У них взгляды, намеки, тексты, все направлено на поддержание хорошего настроения. Серьезную тему они переводят в шутку, выстраивают коммуникацию таким образом, чтобы шутки сменяли друг друга, не оставляя между собой напряженных пустот.

Я собирался в психиатрическую больницу, чтобы навестить К. Было тяжелое время, состояние К. ухудшалось с каждой неделей, врачи объясняли «такая болезнь, это шизофрения». Пригласил с собой диджея. Он всю дорогу шутил, поддерживал общий позитив, предвкушал. Это было его первое посещение больницы, до этого он видел психиатрическое пространство лишь в кино.

Нас впустили в отделение, в коридор, по которому ходили туда-сюда жители. Диджей испуганно примолк, стал напряженно наблюдать за происходящим. Мы оказались практически в углу, санитарка сказала нам посидеть, подождать. В коридоре появился человек, увидев нас, он подошел, протиснулся в самый угол, сел там и запищал. Это был писк, шипение, не очень человеческие звуки. Да и вид у него был страшный. К. подошел, сказал, что рад видеть. Он дрожал от чего-то увиденного-понятого, сказал мне, что произошло нечто сложное, что трудно понять. Это коснулось нескольких сфер. Например, этот пищащий человек – дядя К. Как так вышло, что дядя превратился в этого человека в углу? Произошло большое преобразование. Как так вышло? Почему так получилось? К. задавал вопросы, просил меня объяснить, раскрыть причины, как так могло случиться. По его лицу катились слезы, меня тоже трясло, я не знал, что ответить, коридорные люди подходили, вглядывались в нас с диджеем, уходили дальше шататься.

К. чувствовал и понимал намного больше, чем мог выразить. Преобразование его дяди в пищащего пациента больницы – лишь один из следов сложного метафизического взрыва, который он пережил.

Что же произошло? Можно ли сейчас, спустя почти пятнадцать лет, в этом разобраться?

Всю обратную дорогу диджей молча смотрел в окно машины. Он не сказал почти ни одного слова. Увиденное перевернуло его представление… о чем? О человеке, об ужасе, о преобразовании.

Дядю К. я видел, общался с ним. Ничего общего с тем пищащим человеком в углу. Речь шла не о сне, не о видении, а о глубинном осознании преобразования всего пространства, Матери вообще.

Есть две точки бреда. Первая точка – осознание себя центром глобальных действий. Ты подходишь ночью к окну, и так все складывается, что из дома напротив на тебя кто-то смотрит. На тебя смотрят все время, весь мир, и более того, вся мировая игра разворачивается вокруг твоей личности. Вторая точка – осознание себя скрытым наблюдателем. Спрятавшись от мира, ты следишь за его странной игрой. Ты разоблачаешь заговоры, закономерности, осознавая, что твоей личности это непосредственно не касается. Просто ты такой умный, можешь разоблачать то, чего не замечают остальные.

Клетки из Ничто. Ничто – пространство без метафизики. Там что-то может быть, но это что-то невозможно осознавать, и не из-за ограниченности восприятия субъекта, а из-за самой структуры Ничто. Я попробовал поработать с тем воспоминанием.

— Как так вышло, что мой друг превратился в утку?

— Он не превратился в утку, его выписали. Эта утка на пруду – просто утка, а друг уже дома.

— Как так вышло, что он превратился в утку? Он был дома?

Это не клетка из Ничто. В этих словах чувствуется след узора. Любопытство по отношению к преобразованию друга – метасообщение, намек, вторичность. Произошло куда более важное и глобальное, но об этом вслух не стоит говорить, об этом непонятно как говорить, можно на данный момент отправить намеки, выхватить реакцию людей на них и из этой реакции сделать выводы.

Клетки из Ничто похожи на кубик-рубик с сорванными наклейками. Все квадратики кубика-рубика черные, крути его как хочешь, получишь его самого же. Вроде бы действие совершается, но ничего не меняется. Сообщения клеток из Ничто не несут связей, узоров, ощущений, – их нет.

Там не было клеток из Ничто, в том коридоре, в той интонации, в тех ощущениях. Туда можно было провалиться, как в глубокий текст.

Пропп одну из глав своей знаменитой книги «Морфология волшебной сказки» начинает со слов Гете в качестве эпиграфа: «Учение о формах есть учение о превращениях». В сказках волшебные превращения чаще всего случаются во время погони, сокрытия от опасности. Герой превращается в птицу, рыбу или быстрое животное, чтобы спастись от погони. Он превращается в колодец, чтобы те, кто гонятся за ним, пробежали мимо. И даже превращения брошенного гребня в лес или полотенца в реку – элементы спасительной тактики. Чтобы преследующие героя враги заблудились в лесу, не смогли переплыть реку.

Никто без причины превращаться в утку, зайца, колодец, не будет. Это сложно, неизвестно, что для этого нужно сделать, какие усилия приложить. Если же есть осознание превращения, его можно протянуть дальше, к осознанию причины. Обычные причины: сверхспособность или маскировка. В «Хитрой науке» ученик бежит от колдуна, превращаясь в коня, ерша, кольцо, зерно, ястреба. Колдун бежит следом, превращается в волка, щуку, человека, петуха. Есть еще один вид превращения: в результате греха. Герой совершает недозволенное, превращение случается как расплата за его поведение. Полизал в бане козлиное сало – превратился в козленка. Вероятно, кто-то превращается ради забавы, но о нем трудно думать. Надо для справедливости отметить, что встречаются совсем экзотические причины превращения, как в той же «Хитрой науке»: герой помогает своему отцу таким образом зарабатывать деньги, превращается в животных, которых покупают люди, затем сбегает от них, вновь принимает человеческий облик.

В «Исторических корнях волшебной сказки» Пропп рассматривает превращение в животных как представление о смерти. Герой превращается в животного, чтобы переправиться в иной мир, или чтобы вернуться оттуда. Мы можем перевести вышеприведенный диалог, и он зазвучит по-другому.

— Как так вышло, что мой друг умер?

— Он не умер, его выписали. Это кто-то другой умер, ты перепутал.

— Как так вышло, что он умер? Он был дома, когда это случилось?

Это перевод на самом простом уровне. Мы заменяем волшебную метафору «превратиться в утку» на «умереть», «оказаться в ином мире», и диалог приобретает смысл. Но это – всего лишь первый, самый простой уровень интерпретации.

Схождение с ума тоже можно воспринимать как путешествие в другой мир и превращение в утку. А попадание в тюрьму или психиатрическую больницу?

Немецкий психиатр Г.В. Груле пытался осмыслить феномен шизофрении с абстрактных позиций, без лишней фиксации на норме и лишних оценок. В своей фундаментальной работе «Психология шизофрении» он рассуждает о природе бреда: «Если обратиться к литературе, то большинство авторов приходят к одной из двух теорий: происхождения бреда из аффекта (например, страха) или на понимание бреда как на бегство в символику». Бегство в символику! Как герой «Хитрой науки» убегает от колдуна, обращаясь в животных и предметы, так и сознание убегает (от чего??), допуская возможности волшебных преобразований. Если человек задает вопрос о причинах превращения его друга в утку, он может прощупывать возможности, смотреть на реакции людей, искать методы подобного превращения. Он вполне осознает, что никакого превращения не было, но не отрицает возможности превращения при наличии волшебных факторов и атрибутов.

В символике нет жестких запретов. Убежав туда, можно существовать, общаться, работать. К.Г. Юнг в своей работе «Человек и его символы» говорит следующее. «Нет принципиальных отличий между органическим и психическим процессом роста. Как растение порождает соцветия, так психика порождает символы». Символ превращения в волшебное животное естественен, он не является плодом разорванного сознания. Послушать песни поп или рок-исполнителей , в них очень часто возникает эта тема. Мне бы крылья, я бы полетел(а) туда, я бы стал(а) птицей. Побег в символику от насущных проблем, от рутинности существования. В этом нет признаков болезни, это полноценное символическое человеческое мышление. Человек видит птицу, тоскует по ее свободе, по ее возможности подниматься над миром, над суетой. Другое дело, это обстоятельства. Это то, о чем говорит Бейтсон. Мешанина из метафорического и буквального. Одно дело, рассказывать о чудесных превращениях человека в птицу на поэтическом вечере, где все от тебя ждут подобного, другое дело – говорить об этом врачу или медсестре, в пространстве, где каждая новая странность твоих высказываний влечет назначение нового курса нейролептиков, усугубление курса лечения.

Страх провалиться в комнату, в которой стены – клетки из Ничто. Можно бежать от этого страха в символику, склеивать комнату, в которой стены имеют царапины, за которые можно цепляться. Если туда провалиться, будет не так тяжело.

Володя рассказал интересную историю. Когда-то он ездил к шаманке. У шаманки сидели посетители, ждали очереди. Он разговорился с одной девушкой, и та рассказала о своих проблемах. Каждую ночь, во время сна, она оказывается в одной и той же комнате. И беда в том, что время в этой комнате течет как в реальной жизни, не сжимается в мгновения. Ей приходится ночь за ночью сидеть в пустоте, бродить, глядеть на стены, ждать, когда пройдут 8-9 часов. Каждую ночь. Володя спросил, нет ли там кого, с кем можно пообщаться. Есть лошадь одна, но с ней же не поговоришь. Пустая комната и лошадь.

Представьте себе, что вы знаете, что подобное с вами начнет происходить, скажем, через месяц. У вас есть месяц, чтобы обставить, обстроить, наполнить комнату, в которой вам придется пребывать ночь за ночью, по 8-9 часов, невесть сколько времени, может быть и всю оставшуюся жизнь. Вряд ли туда вы можете взять книги. Вероятно, вы можете оклеить стены обоями, выбрать узоры, выбрать цвета, оттенки. Вы подумаете-подумаете и побежите в символику.

Раз упомянулась шаманка, сделаю короткое отступление. Есть интересная статья Роджера Уолша «The Psychological Health of Shamans: A Reevaluation». Автор указывает, что в целом шаманы не могут быть отнесены к эпилептикам, психотикам, истерикам, шизофреникам. И представители племен или сообществ, в которых практикуется шаманизм, четко отделяют шаманов от психически больных. Шаман – мастеровой-ремесленник мира духов, он может не иметь никаких выраженных психических проблем, а его восприятие жизни может быть сильно несимволично, слито с обыденностью, для него превращение в утку – рутинная работа, а не бегство в символику или плод внутреннего разрыва. Есть, конечно, моменты, сближающие шаманов с шизофрениками. О близком говорит и П. Витебский в своей монографии-обзоре шаманизма. Эти моменты – взаимоотношения с узорами. У шамана открыт доступ к узору, у шизофреника этот узор внутри. Их художественное выражение может оказаться схожим.

Если продолжать линию Бейтсона, можно предположить, что побег в символику случается от тяжести двойных посланий. И «Мать вообще» – это тоже побег в символику. Символизм развязывает завязанное мышление. Тебя никто не обвинит в том, что там на пруду не утка, а какая-то другая птица, и что ты плохо образован, раз назвал эту птицу уткой; слово «утка» – символ, в который ты убежал, ты сам стал этой уткой, произнеся фразу о ней вслух, признавшись в своих мыслях.

Мы приходим к определенной символической игре, символическому театру. «Mental Illness as Ritual Theater». Психическая болезнь как ритуальный театр. Так называется работа английского антрополога и психиатра Роланда Литтлвуда. Название настолько крутое, что уже неважно, что содержится в самой работе. Настолько крутое и объемное название… Литтлвуд в одном из своих интервью провел интересное различие между европейской и американской психиатрией. Европейская психиатрия практична, американская – теоретична. Человек в американской психиатрии – более универсальное явление, нежели в домоводческой европейской. Основная специализация Литтлвуда – культурная психиатрия. Аспекты и патологии психической сферы, рассмотренные в соприкосновении с нюансами определенной культуры. Культуры Тибета, карибских стран, севера Албании.

Литтлвуд – антрополог, мне сложно его читать, у него много культурного. Драматургия, сцена, время спектакля, ритм – у него размыты, сложность спрятана в культуре, как в филологии.

Может ли случиться такое? Герой превращается в утку, чтобы спрятаться от позора. С утки никакого спроса нет, она сидит у пруда и ловит рыб, не раздражает человеческое общество.

С Ч. я познакомился в общежитии. Сразу впечатлил его вид: у него были сбриты брови. Ч. был интеллектуально одаренным человеком, с хорошим пониманием математики и феноменальной памятью. Когда он учился еще в школе, взял испанский словарь на сколько-то тысяч слов и выучил наизусть. Почему испанский? Вероятно, он попался под руку.

Ч. рассказал, что недавно вышел из больницы, где пробыл несколько месяцев. Один раз он ехал в автобусе. Показалось, что окружающие люди читают его мысли, и не только читают, но и влезают в его мозг, питаются мыслями. Ч. со смехом рассказывал, как чуть не довел психиатра до слез. Психиатр бегал вокруг него с вопросом «ну, что с тобой?» А с ним было все довольно сложно. Ч. потреблял практически все доступные препараты, смешивал их с алкоголем. Когда он получал от врача или по рецепту очередную порцию нейролептиков, устраивал для себя и своих друзей коктейльные вечеринки. От него исходил слегка едкий запах, и казалось, что этот запах идет не от тела, а от сознания.

Ч. был одним из первых людей психиатрической реальности, который рассказал мне про свою знаковую систему. Он выстраивал хроматическую метафизику, у него выкрашивались в разные цвета не только люди и объекты, но и явления. Он выкрасил наблюдение за горбатым мусорщиком в желтый цвет с черными точками. То же касалось музыки. Он видел музыку через цвета, через палитры, сочетания. Каждому знакомому он ставил в соответствие цвет.

Чаще всего Ч. можно было встретить, сидящим на ступеньках, или бродящим в одиночестве по коридору, с музыкой в ушах. Иногда он заходил ко мне в гости, мы пели песни. Но не красиво или старательно, а как бы дико, повторяя одну и ту же строчку из песни много раз, глядя друг другу в глаза, сбиваясь хохотом. Он много мне рассказывал о современной танцевальной музыке, а я ему – о восточной философии, индуизме, медитации.

Позже узнал, что он ушел… от передозировки. Надеюсь, он сейчас в лучшем мире, где все воспринимают музыку и явления через цвета.

Кстати, никакой мешанины метафорического и буквального в его речи не было. Он ясно чувствовал, с кем и о чем можно общаться. Мне он рассказал о своих хроматических системах далеко не сразу, а порядком пообщавшись, убедившись, что я в состоянии это воспринять.

Наблюдение красится в цвет. Рассказ о раскрашенном наблюдении тоже красится в свой цвет. Получается оттенок. При подобной хроматической системе вполне можно выстроить превращения. Если бы это Ч. сказал о превращении дяди в пищащего человека, я бы это запросто смог интерпретировать. Цвет пищащего человека совпал с цветом дяди – отсюда вывод.

Как вообще можно раскрасить метафизику?

В статье А. Сандерсона о смысле тантрических ритуалов есть интересная табличка. Он сопоставляет аспекты кашмирской системы Крамы, приведенные в комментариях Джаяратхи на Тантралоку, с частями глаза и цветами – хроматической системой, описанной Кшемараджей. Часть соответствия примерно таково:

Белый – освещение, излучение, расширение;

Красный – погруженное сознание, застой;

Серый – включение, слияние, начало поглощения;

Черный – пожирание, полное поглощение сознания.

Есть еще цвет абсолютного света, неинтерпретируемый.

Наблюдение не может быть белым или черным, оно ближе к красному.

Авалон в своей «Гирлянде букв» говорит замечательное. «Любая индуистская доктрина вращается вокруг двух концепций: неизменности и изменения. А так как эти положения не могут быть приписаны какой-либо субстанции, прибегают к теории аспектов». Бейтсон об изменении: «Однако, что такое различие? «Различие» – это очень размытый и очень неясный концепт. Это определенно не вещь и не событие… Различие, возникающее через промежуток времени, и есть то, что мы называем «изменением». Далее он утверждает, что на элементарном уровне «идея» является синонимом слова «различие».

Пульсация, вибрация, напряжение – аспекты. Можно внимательно посмотреть на те четыре цвета, красящие расширение-пожирание, соединить это с ощущениями и раскрасить любые аспекты. И аспекты изменения в том числе. К теме цветов… Авалон ссылается на книгу Г. Рао по индуистской иконографии, приводит восемь цветов форм видьешвара: кроваво-красный, белый, синий, желтый, черный, малиновый, красный, темно-коричневый.

У Сандерсона есть еще одна замечательная работа, посвященная визуализации в кашмирской системе Трика. Интересно, как в кашмирских схемах проявляются классификации. Да там все выстроено по классификациям. Классификации образов по количеству рук, лиц, цветам. Цвет порой выступает как хитрая характеристика. Один из образов Пары не имеет цвета. «Her color is not stated precisely. She is said to be radiant with the lustre of gold and to resemble a mass of lightning». В тантрических схемах буквенные (алфавитные) кодирования, как правило, куда четче прописаны, нежели цветовые.

Различие порождает потребность в классификации.

В кашмирских классификациях можно утонуть. Есть схемы типа схем йогинь по Каула-гьянанирная: 1) кшетраджа (рожденная в сакральных местах), 2) питхраджа (рожденная в питхах), 3) йогаджа (рожденная от йоги), 4) мантраджа (рожденная от мантры), 5) сахаджа (естественная, природная). В БрЯ-тантре есть описание секретных нектаров, тоже четкое. Разные хитрые схемы дакинь: кхаганана (с птичьим лицом), сурабхакши (пьяная), чакравега (быстрая как колесо), ваювега (быстрая как ветер), махабала (мощная), маханаса (с большим носом), чандакши (с мрачными глазами).

Интересно вот что. Когда эти классификации составлялись, они следовали принципам наблюдений или симметрий? Например, в зоологии атласы редких животных не стремятся ни к каким внутренним симметриям. Ученые ходят по местам, изучают повадки, перечисляют увиденное. В математике можно предугадывать существование экзотических объектов из «общих принципов», из симметрий, из гармонии «общих классификаций». Какому из путей следовали первые классификаторы этих йогинь и дакинь? Пути естественного узнавания или же определенной геометрии?

Вы можете прийти к кашмирскому колдуну, рассказать о проблемах. Например, вы видите каждую ночь сон, в котором присутствует женщина с мрачными глазами. Так ничего, если не смотреть в ее глаза, но если посмотришь в них – наполнишься ужасом. Колдун нисколько не удивится, пропишет нужную янтру-мантру и отвар из корешков. И вы перестанете ее видеть.

Более десяти лет назад довелось пообщаться с одним израильским вирусологом. Он рассказал о своей работе, о вирусах как аномальных преобразованиях кода. Есть длинный текст, и в этом тексте в один момент происходит преобразование, разрушающее общую структуру, слом кода. Текст заболевает, мутирует.

Вирусолог много рассказывал о мутирующих кодах, я все это воспринимал интуитивно, но так сложилось, что именно в то время я интересовался мистическими еврейскими течениями, саббатианским движением, читал Шолема, сказки Раби Нахмана. Тоже лишь на уровне интереса, не более. Но пришла естественная аналогия. Некоторые еврейские мистики переставляли буквы Торы, раскрывая иной смысл.

Особую роль в истории средневековой каббалы играет самобытный мистик XIII-го века Авраам Абулафия. В известной книге Гершома Шолема «Основные течения в еврейской мистике» жизнеописанию и доктрине Абулафии посвящена глава. Это был удивительный мистик, скитавшийся по Востоку, изучавший наряду с еврейскими мистическими текстами, и христианскую литературу, и восточные медитативные практики. Бедность, тюремное заключение, фанатичная работа над новым каббалистическим методом, десятки написанных книг. Абулафия создал метод постижения высшей реальности, который назвал хохмат-га-церуф, то есть «наука комбинирования букв». Для обозначения цели своего учения он использовал ту же метафору, что присутствует в тибетских доктринах – «развязывание узлов». Развязывание узлов с помощью работы с буквами.

«Абулафия формулирует метод, заключающийся в том, что адепт переходит от действительного произнесения букв в их перестановках и комбинациях к их написанию и к созерцанию написанного и, наконец, от написания к размышлению и к чистой медитации обо всех этих объектах «Мистической логики».

Произнесение – мивта, написание – михтав и мысль – махшав таким образом составляют три последовательно налагаемых друг на друга слоя медитации. Буквы являются элементами каждого из этих слоев, элементами, которые проявляются во все более духовной форме. Движение букв мысли порождает истины разума.»

Концепция мивта-михтав-махшав напрашивается на сравнение с вишнуитской концепцией шраванам-киртанам-смаранам (слушание, повторение-воспевание и памятование), приведенной в Бхагавата Пуране.

Интересно, что Абулафия в своих исследованиях работает не только с буквами иврита, он также использует древнегреческие и латинские буквы. К слову, арабская гематрия очень похожа на еврейскую. 28 буквам арабского алфавита приписываются численные значение, причем первым 22 буквам такие же, как в иврите.

Г. Шолем приводит отрывок из книги анонимного ученика Абулафии, в котором подробно описаны практики.

«Я так рассуждал в душе: я могу здесь только обрести, а не потерять. Посмотрим, найду я что-либо во всем этом, значит, это будет чистым выигрышем для меня, а если нет, то мое останется при мне. Я согласился, и он обучал меня способу перестановок и комбинирования букв, мистике чисел и другим путям «Сефер-иецира». Каждым путем он давал мне странствовать в течение двух недель, пока каждая форма не запечатлелась в моем сердце, что заняло в совокупности четыре месяца, а затем велел мне «изгладить» все…

«И он показал мне книги, состоявшие из (комбинаций) букв, имен и мистических чисел (гематриот), в которых никто никогда не смог бы разобраться, ибо они были составлены не в такой форме, чтобы их можно было уразуметь. Он сказал мне: "Это (неизвращенный) путь имен"».

Следуя технике буквенных медитаций, ученик достиг глубокого мистического переживания.

«На другое утро я рассказал об этом своему учителю и принёс ему листы, которые я исписал комбинациями букв. Он поздравил меня и сказал: "Сын мой, если ты посвятишь себя комбинированию Святых Имён, ещё более великие вещи произойдут с тобой. А теперь, сын мой, признайся, что ты не способен отказаться от комбинирования. Подели пополам ночь: половину ночи комбинируй, а половину занимайся перестановками"»,

Дальше ученик описывает состояние «мистической графомании», в которое он впал. Из него полились комбинации букв, которые он еле успевал записывать. Это привело к состоянию физического истощения, он упал, не мог встать на ноги, и задал себе вопрос о состоянии своего ума – не безумие ли это? Пришел ответ: «это дух мудрости».

Б. – мой друг, он преподает Тору и иврит. Я ему задал определенные вопросы, получил определенные ответы.

«Это способен сделать каждый. Дальше он пытается повторить путь тайного мышления. Но ему не хватает интеллектуальной честности. Схватив основные положения, он начинает двигаться дальше, и не может себя остановить. Он начинает получать удовольствия от своих открытий. Он перестает перепроверять себя. И он сходит с ума».

Б. рассказал о магических практиках, описанных на 5-6 страницах 1-го трактата Брахот.

«Они тонут в своих видениях».

В словах Б. мне показались крайне интересными следующие моменты: «это способен сделать каждый…. не может себя остановить…. сходит с ума». Эти слова можно понять так: есть некая ментальная механика, не требующая особого интеллекта, которая при отсутствии нужного фильтра приводит к повреждению сознания. Есть пластилин, который откуда-то черпается в неограниченных количествах, из которого можно лепить приятные миры. Б. сказал, что есть слой Торы, в котором этого пластилина целые моря, и если отнестись к тексту корыстно, можно в этом пластилине утонуть. Будут рисоваться красивые мистические картины, в текстах будут находиться подтверждения выявляемым метафизическим схемам, все будет согласовываться с гематриями, но это будет не более чем игра с пластилином. Нужна настоящая честность, чтобы это отбросить и отправиться дальше.

С какой стороны не подойти к этой теме, везде встретится и заставит думать о себе загадочная фигура Шабтая Цви.

Шабтаю Цви посвящены книги, объемные исследования. Очевидцы свидетельствовали о чудесах, которые он творил. Говорят, он поднимался над землей во время своих проповедей, а его песни настолько очаровывали, что меняли сознание. Многие европейские евреи распродавали свое имущество, оставляли дела, чтобы отправиться в Иерусалим, чтобы стать частью возрождения еврейского мира. Они считали, что пришел Машиах, и это Шабтай Цви. Естественно, у него были не только сторонники, но и ярые противники. Но про противников тоже рассказывают, что как только те слышали его песни, сразу же очаровывались, становились его преданными последователями.

Еще у Шабтая Цви был особый дар – являться во сне к людям. Именно так случилось с Раби Натаном – мощнейшим каббалистом, ставшим пророком саббатианского движения. Некоторые исследователи подозревают, что у Шабтая Цви был маниакально-депрессивный психоз, это подозрение подкрепляется жизнеописаниями, действительно, он вел себя сильно по-разному в разные периоды. Порой он находился в депрессивных состояниях, чувствовал внутри себя болезнь, желал исцеления. И именно за исцелением он пришел к Раби Натану. Очень метафорический, глубокий момент. Пациент приходит ко врачу с просьбой исцеления, а врач воспринимает его как спасителя народа, более того, не только сам воспринимает, но и убеждает пациента, что это так, убеждает интеллектуально, четко, обоснованно.

Шолем рассуждает, что было бы, если бы да кабы, если бы Шабтай Цви пришел к турецкому султану к момент своей маниакальной, а не депрессивной фазы. Это известная история, на ней не хочется останавливаться, ее символизм не очень ясен, а историческая сторона мне не интересна.

Хочется покопаться именно в символизме этого явления. Один из самых известных перформансов Шабтая Цви случился в измирской синагоге. Он достал свиток Торы, обнял его, и начал с ним танцевать, напевая романс «Купающаяся Мелисенда».

Мелисенда – дочь императора. Она влюбилась в графа и, ведомая страстью, отправилась к нему, прикинувшись простолюдинкой. Ей пришлось прикинуться простолюдинкой, так как у графа была клятва, что он не вступит в связь с дочерью императора. По дороге Мелисенда встретила слугу, которого убила, чтобы тот не рассказал о ее грехе. Граф узнал правду уже на утро, после их страстной ночи, сильно пожалел о случившемся, испугался, пошел к императору и все ему рассказал. Но император все рассудил мудро, не стал никого наказывать, а отдал свою дочь в жены графу.

Шабтай Цви явно неслучайно выбрал этот испанский романс для мистического перформанса. Запретная любовная связь – глубокая метафора, на ней строится огромное количество сказок, сюжетов, эпосов, как в индуистской, так и в европейской традиции. Есть очевидная интерпретация сюжета Мелисенды, которую можно даже не озвучивать. Правда, там остается неясным момент убийства слуги. Видимо, все не так просто. Видимо, для понимания идей Шабтая Цви надо копаться в гематриях. Можно посчитать гематрию слова Мелисенда, калькулятор показывает, что еврейская гематрия 204, как у слова «цхок» (смех), но, возможно, это неверное написание.

Если человек серьезно работает с гематриями, его высказывания, сколь чудаковатыми они бы ни казались, могут нести совершенно иной смысл. Например, если он говорит по-английски и считает латинские гематрии, слово «друг» может означать «свет», а «утка» – «ангел», друг, превратившийся в утку может означать ангела, сотканного из света.

В иврите у слова «утка» – «барваз» – гематрия 221, как и у слова «герой» – «гибор». «Превратился в утку» может быть скрытым «стал героем». Кстати, здесь могут возникать интересные схемы: кодируются именно существительные, а отношения между ними остаются близкими. «Друг превратился в утку» – «друг стал героем», друг совершил героический поступок.

Работы Калидасы – основание индийской драматургии. Весь индийский театр, даже весь Болливуд, действуют, памятуя о пьесах Калидасы. Абхинавагупта и другие кашмирские мистики изучали театр, детально знали пьесы Калидасы. Абхинавабхарати – огромный текст-комментарий Абхинавагупты на Натья-Шастру. (А еще в Махараштре есть экстремистская националистическая организация с созвучным названием «Абхинав Бхарат», подозреваемая в терактах.) Учение о театре является важной частью кашмирской теории эстетики, а эстетикой пронизан весь кашмирский шиваизм. Пьесы Калидасы для кашмирских пандитов, авторов глубочайших метафизических схем, классификаций, на которые сейчас мы можем смотреть лишь с восхищением, как для нас сказки Пушкина – нечто, сидящее в основе культурного восприятия.

Когда-то прикидывал основные индийские сюжеты.

1) Похищение невесты, со всеми вытекающими последствиями. 

2) Проигрыш имущества и жены в кости, с последующим скитанием и войной. 

2') Дележка наследства, тоже с последующей войной. 

3) Потеря и обретение волшебного кольца (или другого амулета, связанного с памятью). 

4) Запретная любовная связь царя (человека) с представителями другого мира (с призраками, феями, нимфами). 

4') Запретная любовная связь царя и служанки (разнокастовых людей).

Наверняка еще надо добавить историю преобразования-раскрытия личности. Типа, жил невзрачный парень, на которого плевала вся деревня, а когда пришла беда, он оказался главным героем. Жила невзрачная девушка, на которую никто не обращал внимания, прошло немного времени, и сам царь стал за ней ухаживать, сраженный ее красотой. Либо же наоборот, как в одном рассказе Р. Тагора. Люди чтут человека как святого, считают его аскетом, а он живет веселой легкой жизнью, и однажды это все разоблачается. 

Еще следует добавить любовную историю парня и девушки, перед которыми однажды раскрывается, что они – брат и сестра, а затем, естественно, раскрывается, что они никакие не брат и сестра, и все счастливы. 

Наверное, еще есть история блуждающей пустоты.

Но скрытая или запретная любовная связь – явно центральная тема.

Основные пьесы Калидасы – это Шакунтала, Викраморваши и Малавика-Агнимитра. Во всех трех пьесах тема начинается с определенной, не очень обычной любовной связи. Далее раскрываются препятствия к этой связи, проклятия, приключения, преодоления, и все заканчивается хорошо – победой любви над обстоятельствами.

Царь Душьянта попадает в лес, встречает трех девушек, ухаживающих за цветами. Царь влюбляется в одну из девушек – в Шакунталу, и представляясь царским слугой расспрашивает ее, кто она такая. Оказывается, что Шакунтала живет у мудреца Канвы, при этом, она сама по рождению принадлежит царскому сословию. Затем все раскрывается, и между царем и Шакунталой начинаются радости отношений. 

Все хорошо, они тайно женятся. Только царю нужно вернуться по своим делам ненадолго. В его отсутствие в дом Шакунталы приходит мудрец Дурвасас. Шакунтала настолько занята своими мыслями о царе и их отношениях, что не замечает гостя. Разгневанный таким приемом, Дурвасас проклинает Шакунталу, обрекая на то, что царь потеряет память и забудет все, что между ними было. Но при этом, проклятие снимется, если царь увидит кольцо, подаренное Шакунтале. 

Беременная Шакунтала направляется во дворец, чтобы встретиться с царем – своим мужем. Но по дороге роняет кольцо, кольцо падает в море. Царь не может вспомнить Шакунталу, прогоняет ее. Шакунтала, полная горя и печали, просит землю поглотить ее. 

В один день перед царем предстает рыбак с драгоценным кольцом. Он поймал рыбу, внутри которой было это кольцо. Взглянув на кольцо, царь все вспоминает и начинает разыскивать Шакунталу. Царю приходится долго и упорно помогать богам в войнах с демонами, совершать подвиги, чтобы те перенесли его в место, где находится жена с сыном.

В Викраморваши описана запретная любовная связь человека и апсары. Апсара пишет письмо своему возлюбленному и отправляется на райские планеты, чтобы сыграть там в театре. Во время спектакля апсара забывается и произносит имя своего возлюбленного. Жители райских планет изгоняют апсару на Землю и накладывают на ее проклятье: она должна будет вернуться обратно в тот момент, когда ее возлюбленный посмотрит на их сына. Потом она избавляется от проклятья и остается со своим возлюбленным.

Малавика-Агнимитра – тоже представляет собой повествование о запретной любовной связи. Царь Агнимитра влюбляется в служанку своей жены Малавику. Дальше – страсти, тюрьма, а в итоге все хорошо.

То есть, схема одна: сложная (запретная) любовная связь – изгнание – приключения – преодоление – хороший финал, торжество любви. В Мелисенде так же. Наверняка этот испанский романс основан на каком-то подробном объемном тексте, в котором все переплетения описаны в полноте.

Эта сложная любовная связь представляет определенную тайну, о которой не следует знать непосвященным. В Шакунтале она спрятана колдовством, в Викраморваши за ее раскрытие следует изгнание и проклятие, в Малавике – тоже изгнание, а в Мелисенде за то, что слуга догадался о том, куда идет дочь императора, его убили. Это тайна, которой для того, чтобы стать явной данностью, надо пройти через испытания, преодоления, приключения.

«Тайна пока что скрыта, ей придется пройти через препятствия и испытания, чтобы стать явной». В измирском перформансе Шабтая Цви можно прочесть такое послание. Страсть Мелисенды – это тайна. Ночь с возлюбленным – реализация тайны, инициация новой реальности. Необходимо колдовство, чтобы скрыть тайну. Тайна слишком нежна и ранима, чтобы раскрыться в данный момент.

Опять же, лет в девять. Мама сказала, что мы вечером пойдем на праздник, к друзьям на улицу Космонавтов на всю ночь. У них свой домик с выходом к речке. Будем жечь костер, ловить рыбу, радоваться. Днем я предвкушал, думал, что же это за праздник, как там будет. В их доме я уже бывал, ходил с дедушкой в их баню. В тот раз все показалось загадочным, ночным, природным. Дыхание реки в воздухе, огоньки, тишина. За день раз десять спросил маму, скоро ли мы пойдем. И вот, вечером мы отправились. До улицы Космонавтов идти не так далеко, но там есть такой момент, кажется, что в определенном месте входишь в другой мир. Из мира домов и привычных взаимоотношений в мир цыганских поселений, неопределенности, реки, странности.

В дом наших друзей пришло много всяких знакомых-приятелей, делать праздник. Они устроили огромный стол с едой на берегу реки, поставили лампы для освещения, чтобы ночью было нормально сидеть, провели провода для ламп из своего дома. Лето, тепло, хорошо. Там было немало детей, человек пять, они сбились в группку и начали организовывать ночную рыбалку. Мама подвела меня к ним и спросила, возьмут ли они меня в свою компанию. Те покивали, сказали мне идти с ними. Я пошел. Мама осталась сидеть с взрослыми за столом, а я – организовывать рыбалку с новыми друзьями.

По всем законам повествования в этот момент должно что-то произойти. И это произошло. Что произошло – я не могу понять до сих пор, но мне стало в момент невыносимо плохо. Не телом, а сознанием, умом, душой. Я сел и заплакал. В детстве я был не очень плаксивым ребенком, а на людях подобных эмоций вообще старался не проявлять. Один одноклассник даже как-то сказал, что из всего класса я единственный, кого он не видел плачущим. А там я сел и заплакал. Подошли дети, спросили, что такое. Ведь никто не обижает, сейчас начнем ловить рыбу, праздник ведь. Они, действительно, хорошо ко мне отнеслись, сразу же приняли в общение, не отвергли. Но в тот момент я не мог им ответить, я хотел вернуться домой любым способом, вернуться домой – и все станет хорошо, уйти оттуда, с этого непонятного праздника.

Осознание глубинной несовместимости с этим непонятным праздником, с этим столом, рыбалкой, лампами, людским настроением. Места оставались такими же загадочными в восприятии как и раньше, улица Космонавтов таки, но само действо!

В общем, маме праздник я испортил, она взяла меня за руку и грустно повела по темной улице, домой. А дома стало хорошо.

Наверняка, любой ребенок с налетом аутизма имеет похожую историю, а то и не одну. И многие из них, вернувшись домой, это переживание нарисовали-записали-закодировали, этот стол, рыбалку, лампы, непонятный праздник.

Паранойю Карпов рассматривает не очень подробно, приводит пару историй из клинической практики и картины одного носителя болезни. Картины, наполненные симметриями, подобиями. Проявления паранойи чаще всего сопряжены с навязчивым бредом. При этом, как интеллектуальная сфера, так и эмоциональная, может оставаться цельной. Вся деятельность интеллекта может идти четко, кроме одной выделенной сферы, касаемой собственно идеи-фобии-предчувствия. Как локализованная инфекция.

У меня был друг – замечательный, умный человек, поэт, изучавший русскую философию XIX-го века, поклонник Вл. Соловьева. С ним можно было интересно, легко и содержательно общаться практически на любые темы, кроме одной. Он почему-то считал, что за ним охотятся израильские спецслужбы. Я пытался обсуждать с ним эту тему, объяснял, типа ну посуди сам, на кой ты им сдался, ты и в Израиле никогда не был, и вообще. Он смеялся над этой идеей, обращал ее в шутку, но было видно, что он напрягается. Эта идея, видимо, смешалась с подсознанием, задела тамошние центры, проявилась в снах, в предчувствии, в чтении знаков-намеков.

В больнице я познакомился с одним интересным человеком, у которого был диагноз «параноидальная шизофрения». Он подробно рассказал свою историю. Высокий интеллект, знание языков, высшее образование. В один момент нечто случилось, и он сам не понял, почему ему поставили этот диагноз. Будто общество начало доводить, приклеивать к его личности «параноидальную шизофрению». Он расписывал эпизоды своей жизни – долго, подробно, последовательно. Причем эпизоды, в которых ничего значимого не происходило. Но расписывал их так, что они крайне важны. Он минут десять рассказывал об одном случае. Однажды он договорился встретиться с другом около метро. Друг опаздывал. Вот, в общем, и все содержание истории, но он ее растянул на десять минут, приведя подробности своего негодования по поводу опоздания друга, сомнения в правильности своих часов, растерянности, разочарования. Никакой символичности в повествовании, никаких намеков на мистическое, волшебное, даже метафорическое. Обычный, корректный рассказ негодующего человека, который ждет своего друга у метро. Можно сейчас навешать на него метафор, но это будет неправильно. Никакого побега в символизм, никакого скрытого смысла в рассказе не было. Был своеобразный ритм! И этот ритм можно читать не хуже метафор.

Там же, в больнице, я познакомился с другим носителем этой болезни. Мы разговорились, он сказал, что пишет прозу. Естественно, я попросил почитать. После прочтения его рассказа я испытал разочарование. Нудно, надуманно, с довольно нелепой символикой. Просто слабая проза, какой в интернете центнеры-тонны. Не поленился, перечитал рассказ еще раз. Показалось, что не все так просто. Дело опять же не в содержании, а в определенном ритме. Перечитал третий раз и понял, что это нужно изучать. Это не проза, а параноидальная музыка.

Еще один пример. У меня был приятель – интересный человек сложной жизни. Он считал, что его ненавидят соседи и хотят с ним расправиться любой ценой. Рассказывал он о соседях без лишних эмоций, спокойно, просто как о некоей темной данности. Один раз он дал почитать свои записи. Удивительно, но я обнаружил ту же тему. Один ритм, довольно вялый. Большой текст написан в одном ритме, без лишних символов, без лишней суеты. Просто тунц-тунц-тунц, техно-пульсация, исходящая из изолированного куска интеллекта. Психоаналитики наверняка могли бы выявить в этом тексте присутствие страха. Да, страх – это фон, поверхность, на которую кладется вся эта монотонность, никакого страха в самом тексте может не быть, страх там не в словах. Что Груле говорил о природе бреда? Страх или бегство в символику. Здесь страх.

Многие тексты людей параноидального сознания устроены как огромные письма-повествования. Передайте это в верховный суд и прокуратуру. Я все расскажу. И дальше – сотни страниц монотонного повествования. Текст, как правило, не содержащий бегства в символику, не шизофренические паззлы, ввинчивающиеся в глубину сознания, а тунц-тунц-тунц; первая страница по структуре не сильно отличается от сотой. Это может быть идея преобразования общества, создания нового города, экономии природных ресурсов, рационального использования лесоматериалов.

Здесь уместно процитировать Делеза-Гватари.

«Это как два полюса бреда: параноидально-фашистский полюс… да, я ваш, я принадлежу к высшему классу, высшей расе… и шизо революционный полюс, который скользит по линиям желания, пробивает стену и пропускает потоки, строит машины и группы в слиянии на периферии, следуя путем противоположным предыдущему: я принадлежу к низшей расе, я – болван, я – негр.» 

«Параноик фабрикует массы, он – мастер больших молярных ансамблей, статистических, стадных образований, организованных толп. Он инвестирует все на основе больших чисел… он занимается макрофизикой. Шизофреник движется в противоположном, микрофизическом направлении, в направлении молекул, которые уже не подчиняются статистическим закономерностям; в направлении волн и корпускул, потоков и частичных объектов, которые перестают быть притоками больших чисел… Было бы, конечно, ошибкой определять эти два направления как коллективное и индивидуальное.» 

(Делез-Гватари «Капитализм и Шизофрения»)

Что понимали Делез и Гватари в шизофренических темах, а что нет? Проще самому написать текст, подобный КШ, нежели разобраться в их ментальном потоке, отделить разумные утверждения от издевательства и стеба. Но эти цитаты – вполне. Естественно, это далеко не коллективное и индивидуальное. Параноидальная пульсация может проявляться как очень индивидуальное творчество, более того, целиком эгоцентричное, поверхность страха может размещаться внутри.

Да это не вполне, а мощнейшие цитаты! Высказывания, бьющие прямо в точку, в сердцевину структуры.

Вспомнил, что в детстве много общался с одним ровесником. Он жил довольно оторвано от дворового сообщества, практически без друзей. Его отец был картографом, составителем карт далеких мест, и он сам часто играл в составление карт. Еще коллекционировал названия фирм, аккуратно записывал их в тетрадку. Нокиа, адидас, дженерал моторс, и еще сотни или тысячи. Насколько понимаю, эта тетрадка была тайной, он не рассказывал о своем увлечении, это я случайно подглядел, когда был у него в гостях.

Это коллекционирование показалось тогда безумным. Коллекционировать метки готовых форм. Даже не сами готовые формы типа марок, фантиков, открыток, а названия-обозначения. Можно ставить метки на карте, отмечать места, где находятся главные представительства фирм. Типа в Калифорнии, Токио.

Спустя лет двадцать общие знакомые рассказали, что он попал в больницу. Видимо, страх.

Один психиатр сказал, что творчество эпилептиков напоминает лабиринты. Это было время, когда у меня в науке появились «плоские лабиринты» и я сам в одном таком лабиринте заблудился. Плоские лабиринты похожи на картинки из детских журналов типа «Мурзилки». Помоги черепахе пройти за мороженым, белочке найти орешки, помоги кролику съесть капусту, не наткнувшись на волка. И лабиринтик, у начала которого стоит озадаченный кролик, в конце которого лежит капуста, а в середине сидит злой волк. В подобных лабиринтах нет, собственно, узоров, есть лишь блуждания ради блуждания, никакой лишней метафизичности. Этот волк – малое препятствие, которое устраивается ради интереса, чтобы хоть немного было интересно блуждать. Этот волк – разбавление плоскостности лабиринта.

Карпов, разбирая творчество эпилептиков, говорит следующее:

«Эпилептик рисует и пишет медленно; во время рисования его карандаш или кисть как будто прилипают к одному месту, и долго больной не может перейти к штрихам на другом месте».

О рисунках, окрашенных в один лишь красный цвет.

«Обратим внимание на тот симптом, что красный цвет перед самым припадком является как бы аурой, и этот красный цвет часто вызывает неприятное ощущение у самого больного; вот почему эти рисунки выполнены в один цвет…»

Карпов говорит о речи эпилептиков как о медленной, тяжелой, витиеватой. Это же касается текста. Также отмечает частое монотонное разжевывание никому не нужных деталей, приводит примеры присоединения к эпилепсии бреда величия. Эпилептический фон не исключает «здесь страх».

По повторам и конфигурациям деревьев, елочек, листиков, на рисунках, вполне можно делать предположения о присутствии эпилептического или параноидального фона. Простые самоподобные рощи с легкими симметриями говорят скорее о параноидальности, а тщательно прорисованные плоские лабиринты в листве, лишенные видимой символичности, – скорее об эпилептичности.

Карпов говорит, что экзольтированным женщинам можно ставить диагноз, глядя на обложки их тетрадок. Обложки, как правило, характерно разрисованы. Узорчики – цветочки – страшные рожи – клумбы – демоны секса – птицы – животные – рисунок «я».

У меня был приятель. На протяжении многих лет он принимал тяжелые наркотики, причем разные, как опиаты, так и галлюциногены. В один день он подарил мне тетрадку со своими стихами. Стихи его меня не особо заинтересовали, а вот сама тетрадка – вполне. К внутренней стороне обложки была приклеена его фотография, и залеплена толстым слоем скотча. Более тонкий слой оставался у глаз, остальное лицо было грубо залеплено. Небрежно, грязно. Показал эту тетрадку К. Он посмотрел и сказал: «страшно».

«На краю глубокого колодца смотри непрерывно в его глубину, и так до наступления чудесного». В-Бх Тантра.

И вольный перевод оттуда же.

«В той точке сна, где сон еще не наступил, но и разум уже далеко – в ней открывается подлинная реальность. Летом, когда взгляд растворится в бесконечно ясном небе, проникни в эту чистоту, ибо она и есть ты».

Если пройтись по заколдованным рощам, можно нахватать бхутов, как клещей. Когда приведут к колдуну, он спросил о снах. Если снится странное животное, сидящее рядом, то ясно. Очищение святой водой. Святая вода входит в кровь, и бала больше не может пить эту кровь, ему ничего не остается, как оставить этого человека.

UnmAda, unmada, mAda, mada, matta, unmatta, unmadita – это все «безумие» на санскрите,bhor на бенгали - одержимость духом, premapAgal – опьяненный любовью. Всегда использовал «пагал» как «безумие» в хинди, но это очень неточно. Это скорее «дурак», «дурость». «Пагал хэ кья» – «что за глупость?» В Аюрведе рассматриваются разные болезни, касающиеся психической сферы: apasmara (эпилепсия),avasada (депрессия), citto udvega (невроз страха) .

Главный принцип Аюрведы формулируется просто. Три основные субстанции, составляющие тело человека – это вата (ветер), питта (желчь), капха (слизь). Правильный баланс этих трех субстанций обеспечивает здоровье человека, нарушение баланса ведет к болезни, психической в том числе. При этом, аюрведическая фармакология не менее сложна, чем привычная нам. Кучи классификационных схем, корешков-растений, лекарств, мантр, камней. В этом утонуть так же легко, как и в кашмирских классификационных метафизических схемах или перечислениях цветов дакинь. Нужно отметить, что наука о духах (бхутавидья) – тоже важная часть Аюрведы.

Сушрута, Чарака и Аштангахридая Самхиты – основные аюрведические тексты. Описание безумия в них довольно своеобразно. Безумие, естественно, рассматривается как одержимость духами. Но как удивительно оно описывается! У него спокойный взгляд, он серьезен, неприступен, ему не нужна ни еда, ни сон, у него малые выделения пота, кала, мочи, от него исходит приятный запах, а его лицо подобно раскрывшемуся цветку лотоса. Он очарователен, ему нравится носить белые гирлянды, он наслаждается реками, а когда забирается на высокие горы, обходится там без сна. Про кого это все? Про безумца! Это безумец наслаждается реками и носит белые гирлянды. Чарака Самхита 6.9.20.1 и Аштангахридая Самхита 6.4.15. Кажется, более странного описания признаков безумия еще не встречал.

При этом, в индийской традиции есть еще одно безумие – святое. Бенгальский тантрик, поэт Рампрасад в одном из своих гимнов, восхваляющих Кали, сравнивает ее с приютом для безумных существ. Подлинный йогин должен скитаться по миру, подобно призраку, вести себя как сумасшедший, глубоко пряча свою святость. Есть множество текстов, в которых описываются встречи с представителями сект капаликов и пашупатов. Помутненные, ползающие по земле, обмазанные испражнениями, с гирляндами из черепов на шеях.

В 2009-м году в Варанаси я сидел в домике лысой бенгальской вдовы. Она была крепко одурманена гашишем, несла что-то невразумительное, сбивалась на хохот, который переходил в кашель. Видимо, у нее были проблемы со здоровьем. Она блуждала днями по гхатам Варанаси как призрак, приставая к туристам, хохоча, застывая в позах. Содержательно пообщаться не получилось. После каждой моей фразы или вопроса она хрипло смеялась, а затем отвечала что-то свое отвлеченное, будто беседовала не со мной, а с кем-то невидимым.

Как обстоят дела с больницами в Индии. Говорят, в провинциальных психиатрических больницах жуткие условия, люди привязываются цепями. Меня самого планировали госпитализировать в Аллахабаде в 2003-м, но не психиатрическую больницу, а в обычную. Но эта обычная больница показалась весьма необычной: шторки вместо дверей, люди, сидящие на полу, ожидающие свою очередь. С индийским психиатром удалось пообщаться лишь однажды. Он сказал, что практически все методы современной индийской психиатрии основаны на западных концепциях, разве что психофармакология может различаться – в Индии своя мощнейшая фармакология, нет необходимости покупать лекарства извне. Пару раз общался с людьми, прошедшими через хорошие индийские психиатрические больницы – ничего особенного из их рассказов не извлек, к сожалению, в их рассказах место действий могло быть изменено на Париж или Лондон. Поэтому приводить детали не стану.

Первая психиатрическая больница в Индии была открыта в 1745 году в Бомбее, а спустя сорок лет, также и в Калькутте, и в Мадрасе. Это была колониальная Индия, открытые больницы в основном предназначались для английских солдат. В первых больницах Индии практиковались как приемы опиума, так и кровопускание, горячие ванны, музыкальные медитации, а также аюрведическая терапия.

Сейчас в каждом крупном городе есть психиатрические центры. Но помимо официальных центров, в Индии немало «частных» приютов – точек нетрадиционного лечения проблем психики. Они располагаются, как правило, около мест религиозного паломничества, и представляемые в них методы связаны с близкими мистическими течениями.

В августе 2001 года в тамильском городе Эквади случилась трагедия. 26 пациентов частной психиатрической больницы сгорели заживо. Эквади – место паломничества, этот город известен в мусульманском мире как точка, в которую пришел проповедник Ислама из Медины. В Эквади около суфийской дарги располагалось несколько частных психиатрических приютов, жители которых верили в волшебные свойства тамошней воды и лампадного масла. Днями жителей привязывали к деревьям толстыми веревками, они могли прогуливаться, а по ночам заключали в цепи, прикованные к кроватям. Когда начался огонь, они не смогли освободиться, сгорели. Приюты в Эквади расформировали, а хозяев посадили на семь лет. С того времени отношение правительственных структур к частным психиатрическим центрам несколько изменилось.

Текст «Наслаждение реками» получился с интересными склейками и разрывами. Он ближе к сбивчивой сложной речи, чем к публицистике. Можно разделить абзацы вопросами-высказываниями другого персонажа и представить текст как диалог. Этот текст трудно цитировать – будет появляться чувство недосказанности, легкой несовместимости с новым контекстом.

В романе «Мультики» М. Елизарова есть замечательный момент. Герой – парень уличной культуры и непростой психической реакции. У него был странный опыт просматривания «мультиков», находящийся «за» привычной данностью. Прошло время, у него все хорошо, разумно. Но в один момент проявилась провокация, просочился сквозь пространство привычных взаимоотношений провокационный код.

«Следующий серьезный приступ случился со мной только через два года, осенью, когда я уже был студентом-первокурсником педагогического института. Виной тому была детская книжка, обнаруженная дома у Ильи Лившица…

Лишенный сентиментальности Лившиц обтирал похороненное детство влажной тряпкой и затем решал: нужно – не нужно… 

И тут мое внимание приковал рисунок, от которого резко и мучительно дернулось сердце, точно оступившийся скалолаз ухватился за него рукой и повис, раскачиваясь над пропастью. Во рту похолодело. Одного взгляда хватило, чтобы определить, где и когда я видел такую же изобразительную технику. 

Книга называлась «Герка, Бобик и капитан Галоша». На тусклой потрепанной обложке был нарисован изгиб реки и плывущая под парусом галоша, в которой сидели двое – веселый лысоватый дядька, машущий кому-то шляпой, и белобрысый мальчуган. На корме вертелся беспородный пес…»

Далее упоминается «узнавание». Узнавание связи. Есть люди, связанные с скрытыми слоями. В их жизни это вообще может никак не проявляться, а может проявляться через определенные сны, на которые они сами не обращают внимания. Такие штуки относят к латентной шизофрении. И вот, стоит глазу зацепиться за «характерное» из того слоя, как происходит шизофренический эпизод. Это «характерное» может быть сложным сочетанием цветов. Пришел на день рождения к другу, а среди гостей оказалась девушка в фиолетовом платье с желтыми полосками и оранжевыми туфлями. И все, дальше бессонная ночь с новой тошнотой, по непонятной причине. Или шел мимо витрины игрушечного магазина, а там – зайка, киска и крокодил. Первый раз в жизни увидел такое сочетание, и этого хватило, чтобы потом в ужасе вернуться домой и провести сутки без еды и сна. 

Типа увидел в кафе черное пирожное и провалился в него. Типа жизнь делится на «до» и «после», до встречи с зайкой-киской-крокодилом, и после. На деле, ты уже давно такой, просто нужен был провокационный код, чтобы провести анти-пратьябхиджню, чтобы напомнить кое о чем. Вспомни о своем секрете.

Нужно отдать должное Елизарову, он метко и верно погружает провокационный код. В детскую книжку! Детские книжки, иллюстрированные существами иной природы, животными в человеческой одежде, гримасами, волшебными феями, монстрами, великанами-карликами, с уродливыми носами. Залежи следов знаковых систем, созданных в детстве, рудники провокационного кода. Спустя годы быта можно оказаться в закрытом месте, в котором будет работать лишь та знаковая система метакоммуникаций, что ты выстроил в детстве во взаимоотношениях с книжкой про потерянного птенца, которого выходил дворовый кот. Хайди появится так же.

После снятия провокационного кода, сознание проваливается в нужный слой, с него слетают защитные корки, оно обнажается и позволяет себя кормить «поломанным кормом». АПП – ассоциации поврежденного пространства. АПП как корм. Появляются «закономерности», волшебные ассоциации, обнаженное сознание ищет себе новую одежду, кутается в то, что дают, кушает то, чем кормят. Волшебные ассоциации быстро принимаются сознанием, быстро и отбрасываются. Смена одежды в модном салоне. Происходит не просто сброс с ритма, происходит погружение в шум, грохот, вместо привычной внутренней мелодии начинает звучать дарк-индастриал со скрипами и скрежетами.

Болезни в организме развиваются постепенно. Люди приходят к врачам, делают анализы, снимки, оказывается, что они живут уже несколько лет с гастритом, гастрит перешел в язву, человек съел острую еду и его прижало. ПШЭ (первый шизофренический эпизод) и «первое оккультное подрезание». Подрезание может случиться незаметно! Человек уже другой, но он живет и этого не замечает. Пока не сталкивается с «характерным», с раздражителем, с песней детства, о которой позабыл. 

ПШЭ похож на первую поллюцию у мальчиков-подростков. Произошло раздражение сексуального характера (со своим провокационным кодом), во сне или в ясности. Теперь так, надо привыкать, ты умеешь проваливаться. Ничего страшного. 

Первый шизоидный конструктор – материал для конструкций ПШЭ (зубы тоже лепят из белого пластилина).Чем богаче конструктор, тем интереснее и перспективнее дальнейшая работа. Бедный ПШК может залить сознание бетоном. Богатый конструктор раскрывает возможности множественных деформаций.

Игра в поврежденные метки. К. сказал когда-то насчет слова «яблоко», что это «я – блок», блокирование себя, своей сущности, заточение. Есть яблоки – прятать в тюрьму себя самого. Пользоваться компьютерами фирмы Apple – тоже. По созвучиям меток можно выстраивать грандиозные картины, соединять картофель и картографию, капусту и «как пусто».

Есть принципиальный момент: символика работает «за» тебя или «против» тебя. Выстраивание внутреннего замка, наполненного сложными узорами. Каждый новый виток узора может порождать либо кусочек новой фобии, либо сооружать новую стенку защиты. Это зависит от множества факторов.

Три года назад я взял интервью у человека, который в течении четырнадцати лет регулярно потреблял ЛСД. Это часть того большого интервью, которая не касается личных тем, которую могу опубликовать.

— Ты начал употреблять ЛСД в 98-м, правильно? Устроил тогда волшебный день рождения, покрошив марку в блюдо на праздничном столе.

—Летом в 1997 году, если уточнить, был первый сеанс. Я фанатился от Acid House музыки уже с 1989 года. Всё к этому вело. Но первым успел И.

— Расскажи про тот первый сеанс.

— У меня тогда кипела молодая энергия. Не был ещё остановлен внутренний монолог. Чувство плотности духа и растворение плоти. Тело пыталось синхронизироваться с движением клеток. Пыталось подражать их движениям. Чувство времени напрочь снесло. Очевидно стало лицо Эго. Более чем. Дух постоянно сменяет тела, оболочки. Как будто нет никаких «стен».

— С тех пор ты регулярно употреблял ЛСД, по несколько раз за год. Какие самые яркие и важные переживания получил от этих сеансов?

— Можно завтра продолжить? Чувствую, что устал. Я отвечу на этот вопрос подробно. (эту пару вопрос-ответ выше можно упустить)

— Расскажи, как ты пришел к ЛСД.

— Меня в 5-6 лет от роду учил играть в шахматы один человек со второго этажа. Потом он принял очень много ядовитых таблеток и скончался у себя дома на кровати. Эта смерть потрясла меня очень. Я любил сказки, потом фантастику и затем кунг-фу и ужасы с мистикой. Это экзальтировало. И желание изменений форм, сопереживание и музыка привели меня к психоделии. Это было несколько переживаний. Многомерность пространств – бесконечна. Как бы одно может расслоиться на два, два – на четыре, и в каждом - своя вселенная. Вот, из последних записей этого года (под кислотой): «Заглядывая в горизонты своего Я»; «Свобода – в противоположности»; «Рог изобилия – он же - жертвенный Рог, и никакого кинжала.» «На появление капли нектара – миллион жизней». Вот ещё одно кислотное ощущение из 2008 года теперь: «Что вложить в эти потерянные пустотой строки!»

— Есть ли в тебе зависимость от ЛСД? Психологическая, мистическая?

— Я чувствую родственные отношения с ЛСД. Каждая встреча вызывает взаимную радость. Как встреча родственников.

— Когда-то ты рассказал про бах героином на хате. После того рассказа я решил, что никогда не прикоснусь к этому веществу. Можешь немного рассказать о том опыте? Как ты думаешь, какие взаимоотношения между миром героина (опиатов) и миром кислоты?

— Уколол один небольшой шприц в вену. Почувствовал расслабление. Заставил себя подняться с кровати и включить телевизор, чтобы не погрузиться в сон. В комнате стало темнеть. Я поднялся и увеличил яркость в телевизоре до максимума. Затем снова лёг отдохнуть, так как чувствовал всёувеличивающуюся усталость. Начали бежать строки в телевизоре. Но я потом понял, что дело в веках, а не в технике. Они просто падали и падали. Я уже был не в силах удержать веки, так как свет начал страшнейшим образом слепить. Моля Бога сохранить мне жизнь, я превратился в крошечного зародыша и исчез в точке, потом, когда очнулся, всё было по-прежнему. Не думаю, что есть связи близкие, а, возможно, очень далёкие. Они существуют в параллельных мирах.

— ЛСД – живая сущность?

— ЛСД – да, живая духовная субстанция. Самое большое переживание, наверное у всех, это трип – невероятно быстрое движение пересекая тысячи, миллионы пространств. Как в клипах Пси Транса.

— Есть ли какая-нибудь своя этика в кислотном пространстве? А, может быть, там есть и понятие греха? Что там запрещено делать? Когда ты меня туда вел в 99-м, говорил, что шоколадку брать с собой не стоит.

— Греха там нет. Приближение к сознанию единого целого. Грех - это отделение от целого, от совершенства. К употреблению воспринимаются только натуральные, свежие продукты. Кислота отвергает любую обработанную пищу. Преобладание в музыке акустических звуков - приветствуется в первую очередь. Дух растительный, природный, свободный и достаточно спокойный.

— Давай так спрошу. Могут там быть поступки, которые не понравятся этой живой сущности? И она накажет за эти поступки.

— Дух растительный, природный, свободный и достаточно спокойный. Беспокойных он вводит в Бэд Трип. Ничего не запрещает. Говорит, что разум нежизненен. Он - порождение идеализируещего духа.

— Как изменилось твое понимание музыки под влиянием ЛСД?

— Музыка огранилась новыми чертами. Под ЛСД я не только слышу, но и путешествую вместе с композитором по неисследованным тропам. Приблизительно как полное сопереживание, без призм ограниченности образования или наследственности.

— Человек ведь рождается со своими способностями, силами, умениями, мощностью сознания, возможностями внутренних и внешних путешествий. Неужели этого недостаточно для понимания мира? Неужели необходимо использование неких синтезированных искусственным образом препаратов?

— Ну не важно, грибы в таблетках или в сушёном виде. Главное - что бы дух действовал через них и в них.

— Духов разных ведь много. Нужно ли их впускать в себя?

— Некоторые «институты сознания разума» отнимают немалую долю человеческих возможностей. Таким образом, как бы грабят человека, то, с чем он родился.

— А ЛСД не грабит?

— Оно даёт возможность начать поиск утерянного. Духов обязательно надо пускать. Так человек найдёт себе союзников в духовном мире. В материальном –этих союзников сложнее найти из-за плотной отвлекающей оболочки тела.

— А душой он не расплатится?

— «Только боящийся потерять свою душу, потеряет её в мире этом»... Новый завет. ЛСД тоже так считает.

Интервьюируемый – исследователь. Он много лет вел дневник, в котором записывал свои сны, всевозможные наркотические опыты, озарения. В 98-м году я был у него в гостях. Пришел еще Д., они готовились съесть по марке ЛСД, разрешили мне остаться понаблюдать. Принимали ЛСД они обычно ритуально, тщательно подготовившись, закрывшись в полутемной комнате, с огромным ковром на стене, с раскрытым дневником для записей.

Д. шутил, сидел, пил чай. В один момент он встал, поднял руки к потолку, начал кружиться, будто вальсировать с кем-то, намного выше себя.

— Черви превращаются в жар-птиц. Что может быть прекраснее во вселенной!

Сказав это, он лег на диван, обнял грушу (фрукт), заплакал от счастья. Там он и пролежал где-то час, наслаждаясь обществом своего фруктового друга.

Мышление, поведение, восприятие под ЛСД очень напоминает шизофрению. Д. пережил осознание чудесного превращения уродливых червей в прекрасных жар-птиц, восхищение охватило его целиком. Но есть детали, которых необходимо коснуться.

ЛСД дает определенную музыку, определенные цвета, движения. Почему-то это очень общее, это касается людей разного восприятия и психофизики. Есть целая кислотная культура со своей эстетикой. У ЛСД своя эстетика. Она яркая, пестрая, наполненная определенными орнаментами.

«Дух растительный, природный, свободный и достаточно спокойный. Беспокойных он вводит в Бэд Трип. Ничего не запрещает. Говорит, что разум нежизненен. Он - порождение идеализируещего духа».

С беспокойными он расправляется, вводя в них страх, доводя их беспокойство до сверхощущения.

Наркоманская метапроза часто имитирует внутри текста состояние наркотического прихода с помощью стандартных методов, например, повторов, перечислений, быстрой смены ярких картинок, пренебрежения к деталям, слипшихся метафор. Череда сменяемых неважных слоев, на которых не стоит фиксироваться из-за их неважности. Важна именно сменяемость, ритм, пульс, а не содержание. Каждый из пролистываемых слоев может быть вполне содержателен, но это быстрое пролистывание – насмешка над этим содержанием. В подобной метапрозе авторы периодически пролистывают бытовые слои, сельское хозяйство, традиционный уклад, этнические особенности, мир животных, магию, мифологию, космос, и делают все это в таком ритме, что эти слои как бы приравниваются друг другу. Этот ритм намекает на то, что метасостояние важнее своих частей, для сидящего на таком ритме нет особой разницы между космосом, магией и сельским хозяйством.

С. – мой близкий друг, человек своеобразного опыта. Когда-то С. принимал героин и писал прозу в состояниях. Он поделился своими дневниками. На одной из страниц изображена падающая буква «я», она летит, переворачивается, «я», «я», «я». Отрывок из его дневника, написанный в момент героинового прихода:

«Чаще всего когда все начиналось, она нас целовала в лоб и внутреннюю сторону локтя, где можно было разглядеть многочисленные комариные укусы. Потом она так пристально заглядывала тебе в глаза и говорила: 

— Все кончилось. Успокойся.

И трепала по плечу. Сквозь вымя задоенной болотной шлюхи, жабры кенгуру, уши реально непостижимого карлика тунеядца... Кстати, там еще были большие заляпанные грязью окна, выходящие на стену обшарпанного дома, из глазницы которого выглядывали забытые существа...

Мчится наш звездолет, преодолевая временные пошлые пространства, через всю вселенную помоев, прорываясь сквозь пластик засыпанных цивилизаций, натягивая нить игольного конца до упора поршня. С контролем или без. Билет оплачен. Въездная виза в порядке. Добро пожаловать в вечность! Правда вся в том, что я всегда был сгустком помоев. Если бы мы слушали хоть изредка, что нам говорят, из этого может и вышел бы толк. В этом мире все из-за меня, или все из-за женщин. Может во всем виноваты инопланетяне? Ха-ха-ха.»

Это изображение процесса впускания в вену препарата, изображение набираемого ритма, пролистывание. Звездолет – хорошая метафора. Чувствуется влияние Берроуза, впрочем, с его перечислениями, ветвистыми пролистываниями типа «плыл по разрушенным городам вместе с водяными тварями извивающимися в неторопливых водоворотах оргазма, устраивал на поверхности взрывы разноцветных пузырьков, за ним тянулись голубые ленты».

Есть популярная композиция Apache, используемая в разных танцевальных миксах. Мы стояли с приятелем посреди дыма, танцующих тел, мигающих лампочек, когда она началась. Он приблизился к моему уху и прокричал (чтобы я услышал, там было слишком громко): «это ковбои поют». Естественно, там никто не пел, это музыка без вокала. Ломка возникает, когда наблюдатель слетает с ритма, когда перед ним встает страшная, очень страшная данность: космос, магия и сельское хозяйство – разные вещи. Как с этим жить? Мой приятель прыгал, танцевал, радовался пению ковбоев, которого не было. А мне было тяжело и страшно, казалось, что я понимаю сущность танцевальной музыки, этого мельтешащего звездолета, пения ковбоев, убитых и съеденных на своих ранчо. Эти ковбои – извращенцы, которых описывал Берроуз, наркоманы и гомосексуалисты, они поют не нам, они поют в своих гробах, а мы провели туда провода, изъяли звук, смешали его с битами и выставили наружу.

Не хочется дольше задерживаться на наркоманских темах, сейчас есть в доступе наркоманская проза в огромных количествах, желающие могут изучить ее структуру. Зафиксирую здесь понятие «пролистывание».

На днях побывал в гостях у бенгальских друзей. У них маленький ребенок, он только-только начал учиться читать. На полках много книжек типа букваря. Одна из книжек называется সহজ পড়ার (sahaj parar) – простое чтение. সহজ (сахадж) переводится там как «легкий». Но сахадж еще переводится и как «простой», «мягкий», «естественный», «природный», «спонтанный».

Шесть лет назад я написал сумбурную заметку «Шепот Нитьянанды» о символике бенгальской (вайшнавской) сахаджии. Здесь я приведу основные детали той заметки с дополнительными комментариями. Постараюсь сделать это в менее экзальтированной форме, нежели было в той старой заметке. Для общего повествования-исследования данная тема крайне важна, она позволяет посмотреть по-новому на сцепки телесного-символического.

Сахаджпур – это первый важный символ. Это город. Это цель. Это обитель истинных чувств. Описние путешествия в Сахаджпур напоминает блуждание в поисках Небесного Града, мест зеленой травы, птиц с чудесными голосами, нежного пения водной тишины. Это песнь о возвращении домой, в город правды, в Икстлан-Петушки.

География метафизического тела (апракрита-деха) начинается с четырех незримых озер (саровара) и соединяющей их плутающей реки (банканади). В Чарьяпаде выстроены все те же символы: тело –лодка, разум – весло. Появляются знакомые категории: корабли и кораблики (гхарули), хата (гхара), лотосный лес (налиниван). Различные категории бытия рассматриваются как деревни, стоящие на берегах плутающей реки, текущей в Сахаджпур.

Это путешествие, возвращение домой, может происходить внутри тела. Здесь важно коснуться самого понятия «тело» – деха. Это может быть далеко не только физическое тело, но и пространство вообще, но и психика в том числе. Мы можем вернуться к пространству как психике и получить новые, содержательные интерпретации символов сахаджии. А если мы сможем на каком-то этапе слить воедино понятия «мягкость» и «естественность», определенно, выловим понимание.

Следующие важные символы – это герой (наяка) и героиня (найика). С помощью небесной майтхуны они соединяют два символа: раса и рати. В теле эти символы проявляются мужским семенем (белым нектаром) и женской менструальной кровью (красным нектаром). При их смешении рождается категория светлого видения. Это далеко не алхимическая сыворотка, описанная в Тантралоке, которая изготавливается смешиванием семени с кровью и настойкой, с дальнейшим ритуальным поеданием. Это именно результат полноценной страсти, именно радостный и чистый сексуальный акт, наполняющий каплями все четыре озера: кама-саровара, мана-саровара, према-саровара, акшая-саровара. Голубые лотосы распускаются на акшая-саровара, пускают корни, остаются жить в таинственном лунном свете. Расаттва (полнота соединения раса-рати) и рожденная категория светлого видения отправляются по плутающей реке... отправляются в Сахаджпур. По дороге они видят все-все-все: и темные тени, и сладкие конфеты (бхияна). Они плывут на корабле Сахаджа-васту в далекий город, где примут и сами явят чудеса.

Ведь это очень красиво. Возвращение домой, будь то возвращение с войны, с непонятного праздника, имеет свои темные тени, сладкие конфеты, таинственный лунный свет.

Лунный корабль есть и на Севере. На лодке оказывается Шукравахини (побуждающая семя течь), она полна застенчивости и стыда. Она краснеет, прикрывает лицо. А затем она сама теряет сознание, сраженная собственной красотой. Так излагается приход Кубджики на лунный корабль. Ныне культ Кубджики скрыт, а был ли он когда-либо открыт – нам остается лишь гадать. Поразительны переплетения некоторых тантрических повествований. Абсолют проявляет себя в неожиданном разуму аспекте. Когда на корабле воцаряется гармония, сексуальность преодолевается и остается далеко позади целительного безумия, является побуждающая семя течь, и все начинается заново. Безумие выходит из всякой сверхчувственной власти, гармония кажется уродством, Шукравахини проявляется вновь, уже через себя, разрушая, вновь созидая, созерцая содеянное, ужасаясь содеянному. 

Димок пишет: «the scholar who makes a full study of the Sahajiya cult will have to go to the manuskripts, which will be diffucult work: not only the texts themselves obscure, but the hands which wrote many of those that I have seen seem to have had no compunction about perpetrating amazing linguistic atrocities». Здесь прекрасно ловится разница между бенгальским и кашмирским положением дел. Сахаджия использует единственный работающий язык – язык символа. Абстрактные онтологические категории скреплены чувствами, слезами: здесь то дерево, где Радха ждет своего возлюбленного, а в КШ не было бы никакого дерева, была бы 47-я категория таттва-гьяна-спанды), здесь предчувствие сезона дождей в Бенгалии, здесь пастушки сдувают лепестки с цветочков.

Есть три героини, возникающие в картине путешествия: Самартха-рати – женщина, отдающая себя ради удовольствия героя (Радха), Саманджаса-рати – женщина, отдающая себя и берущая удовольствие взамен (Рукмини), Садхарани-рати – женщина, лишь берущая удовольствие (Кубжа). Интересно сравнить с двумя царевнами, упомянутыми у Проппа. Две царевны (плохая и хорошая) просто интерпретируются как две жены Адама. 

Интересно, что герой ищет именно самартха-рати, именно с ней он хочет явить полноту раса-рати и поплыть в Сахаджпур, став для нее Кришной. Интересно было бы найти описание двойственности озера-реки и описания метафизического щелчка, переставляющего озера с реками. Это может быть просто испытание: сознание мыслит себя плывущим в Сахаджпур, на деле же оно мечется по одному из озер. 

Раса-рати плывет сквозь тени голубых лотосов в место спрятанной луны (гуптачандрапур). Их категорная оболочка и есть сердце перформанса. Абхинавагупта в своих описаниях театральной деятельности говорит о том же. Перформанс становится Сахаджа-васту, семенем скрытого явления, достойным пассажиром. То же присутствует в работах вайшнавских сахаджиев, бенгальских тантриков, баулов. Таким образом, Сахаджа-васту – это и корабль, и пассажир на корабле (вместилище и вместимое одновременно). 

Сборщики нектара собираются вместе и делают круги. Теперь важный важный момент: Сахаджпур – это не Вайкунтха, Гуптачандрапур – это не Гокула. На некоторых вайшнавских картах метафизических тел озера заменяются лесами Враджа, то есть Вриндаванами. Описываются Вриндаваны разных уровней: нава-вриндаван, нитья-вриндаван, шри-вриндаван, голока-вриндаван. Сиддха путешествует по разным Вриндаванам, проходит сквозь заросли, общается с животными. 

Биджа Кришны, как и Дакшина Кали, «клим». Биджа Радхи «хрим». Ка ла И м. Все начинается во Вриндаване, во время радостной пуджи. Рати предчувствует существование лунного света за скрытым озером, плывет туда и сливается со своим предчувствием, рождая трепет, пригодный для путешествия в Сахаджпур. Во время путешествия по плутающей реке, вся природа напевает биджа-мантры, радуя и вдохновляя рати. Соприкасаясь с метафизическими категориями, явленными, как деревни, живущие на берегах реки, «клим» переходит в первопричину (сарва карана каранам). Сложные и запутанные концепции крамы, спанды, пратьябхиджни, предстают здесь как поля с пасущимися коровами, дающими неограниченное количество молока (сурабхи). 

Говорение о «тантрических аспектах» бенгальской сахаджии мне представляется делом нелепым. Это как говорить о тантрических аспектах тантры. Вся бенгальская сахаджия, как и бенгальский шактизм, тантричны по рождению. Есть просто бангла дхарма – общая тантрическая жуть, сеть, общая радость. Как и КШ, бангла дхарма – это непонятно что такое, это и святость, и бред. В книге «Tantra in Bengal» Банерджи одно из приложений посвящено цитированию тантрических текстов известными вайшнавскими деятелями. Харибхакти-виласа цитирует и Рудраямалу, и Нарада-тантру, и Крама-дипику. Госвами Вриндавана цитируют и используют тантрические тексты для описания идей и структур (все ссылки есть в упомянутой книге). Причина здесь все та же: бенгальский тантризм - это общая сеть взглядов бенгальского шактизма, сахаджии, буддизма, перемешанная со снами факиров-суфиев, радениями баулов и тому подобным. Шива-Шакти здесь живет, как Кришна-Радха – причина и следствие расататтвы, нитьявасту (категории вечного сознания), кула и акула – деревни на берегу реки, возникающие на пути в Сахаджпур. 

Гопинатх Кавирадж делит внутренние озера на левые и правые: кама-саровара и мана-саровара относятся к левым, а према-саровара (кширода-саровара) и акшая-саровара - к правым. Аспекты человеческой души представляются лотосами, растущими на этих озерах. Низший уровень населен восьмилепестковыми лотосами, высший - тысячалепестковыми. В некоторых текстах говорится, что низшее озеро наполнено мочой, а одно из высших – молоком. По мере приближения к Сахаджпуру, душа раскрывает свои тайные аспекты. Река, огибающая новые и новые деревни, дает время и силы раскрытию тайн и стыда. 

Как один из моментов ошибки явлен образ садхаков, совершающих паломничество к чувственному озеру. Все очарованы его спокойствием и красотой. Теплый лунный свет живет на его поверхности, уводит взгляд в тайну. Внезапно один из садхаков решает омыть лицо водами этого прекрасного озера. Капля воды попадает на его язык и он чувствует соленый привкус. Разобравшись, садхаки бегут оттуда прочь – озеро наполнено мочой. Они перепутали озера, пришли не в ту деревню и теперь им придется годами пересматривать знаковые системы, изучать новые языки. 

Пришел смешной образ. Один тантрик идет по дороге и видит толпу садхаков, бегущих прочь от озера. Он как раз идет с мест молочного озера, идет в поисках легендарного озера, наполненного мочой. Он удивленно провожает бегущих взглядом. 

— Мутра? 

— Мутра. Мутра. 

И он улыбается внутри себя, утверждаясь в правильности видимого. 

Птицы предчувствуют рассвет, спешат разбудить Радху и Кришну. Поют они биджи: хрим-хрим, клим-клим, хрим-клим, клим-хрим. Эти песни – тайный язык ночного Вриндавана, который отлично понимают восемь гопи Вриндавана, охраняющие страсть и покой источника расататтвы. Биджи Радхи и Кришны – части песни птиц ночного Вриндавана. Кришна и Радха просыпаются в объятьях друг друга. Гопи укрывают их тайну. Эта тайна прячется в лепестках голубого лотоса, растущего на одном из озер. Север, Юг, Запад, Восток представляют четыре разных измерения (в хинди चारों तरफ – charon taraf – означает «повсюду» - буквально «на все четыре стороны», вообще там четверка часто присутствует, как признак полноты, например, «чар ке самне» означает «в присутствии всех»). Сделать шаг на Север, а затем сделать шаг на Юг -– это не тоже самое, что остаться на месте. На Северо-Востоке находятся горы, скрывающие малые озера. Лотосы малых озер необычайно нежны, они не отдаются в руки, тают при малейшем прикосновении. Вместе с лотосами растворяются и тайны, живущие в них. Посему садхаке надлежит быть терпеливым и трепетным. 

Следующий уровень скрытого языка – это биджи, понимаемые всеми 108 гопи Вриндавана. Птицы, воспевающие раса-лилу, используют различные комбинации бидж. Тот, кто ловит этот язык, погружается в раса-шравану. И все это звучит лишь в предчувствии радостной пуджи, после которой предстоит начало путешествия в Сахаджпур. Время здесь явно скомкано. «После» совершенно формально и может быть заменено на «до». При этом, упомянуты 24 минуты (50 данд) темной ночи души. Наименее скрытый (но все же скрытый, гухья-бхаша) из уровней языка связан с комбинациями бидж, понимаемых всеми 16108 гопи. Таким образом, цепочка 8-108 -16108 – это (не номер телефона) указание на определенные, весьма четкие, уровни сознания, а не просто мифологический кусочек нумерологии. 

Практики баулов также содержат рати-садхану, найика-садхану, как эзотерическую часть дел. Интересно, что приводятся различия между ритмом майтхуны у шактов и вайшнавов. B. Bhattacherjee «Some Aspects of the Esoteric Cults of Consort Worship in Bengal». Вообще, чем ближе к центру озера, тем страннее биджи звучат и тем меньше они напоминают птичье пение.

По пути в Сахаджпур идущий предстает перед тремя дверьми. Они могут быть покрашены в разные цвета, к примеру, в белый, красный, черный. Указывается, что идущий должен выбрать среднюю дверь (madhya dvAr). Именно за средней дверью хранится тайна нитьявасту – плода расататтвы. Но средняя дверь оказывается скрытой; порой кажется, что двери всего две: левая и правая. Много этих прекрасных дел описано в диссертации Hayes «Shapes for the soul: A study of body symbolism in the Vaishnava Sahajiya tradition of medieval Bengal» (там же приведены символические карты озер и рек). 

Танец с луной происходит в теле и проявляется как месячный цикл. У женщин он предстает циркуляцией рати, у мужчин – циркуляцией раса. Мужские месячные – тема запутанная. Но скрытые практики часто совершаются в строгом соответствии с лунными календарями. Это подобно старым рассуждениям о луне, которая должна висеть в небе во время побега. При неправильной луне все может рассыпаться, растеряться. Корни лотосов имеют красный цвет, символизируют рати. Раса-рати привлекается белыми лотосами с красными корнями и тем самым допускается к тайнам, скрытым в лепестках. Возможно, при неправильной луне складывается измененное освещение (сравните с теорией светильников в хате), при котором красно-белые символы выглядят непривлекательно и искаженно. На мана-саровара растет сто желтых лотосов. 

Сахаджпур начинается за озерами, за мыслимыми цветами и понятиями. Сахаджавасту вмещается, как вневременное, чистое и страшное. Это как шепот Нитьянанды – беззвучный, завлекающий, красный. Баулы и сахаджии знают географию тамошних рек и озер до капелек, они объездили все эти места, узнали уловки и цвета. Они способны слышать песню и указывать фазу луны, при которой эта песня была впервые спета.

Луны всего четыре. Когда задается вопрос «в какую луну?», на него ожидается четыре ответа: в полную, в новую, в старую, в раннюю. Мы, в отличие от индийцев, редко мыслим лунными днями. «Это был третий лунный день» – мы так не мыслим, в нашем календаре и внутреннем ощущении нет подсчета лунных дней, и наша луна – не лодочка. При этом, мы вполне фиксируем одну из четырех лун. Сегодня полнолуние, плохо спится. Мы смотрим на ночное небо, замечаем раннюю или старую луну, думаем о ней. Старая луна висит буквой «с», а к ранней можно пририсовать вертикальную палочку, и получится буква «р», – так меня научила когда-то мама.

Практика четырех лун (чаричандра садхана или чаричандра бхед) – эзотерическая, тайная часть жизни сахаджиев, баулов, тантриков, распространенная в основном в Бенгалии. Для людей западного восприятия эта практика может показаться дикой и шокирующей. Но я не могу о ней умолчать.

Четыре луны в бенгальской эзотерике – это кал, моча, сперма и менструальная кровь. Практикующие как поедают смеси из этих четырех субстанций, так и мажутся ими. Есть разные символические сопоставления четырех лун, самое популярное из которых – четырем стихиям. Эти субстанции скрыты внутри тела, являются по отношению к телу его неотъемлемой эзотерической частью, причем к телу человека как соединения мужчины-женщины, а не просто человеческого индивидуума. По уму, эти четыре субстанции – нечистоты. Но для чистого сознания нет никаких нечистот, тем более в том, что естественно вложено в природу человека.

Самым подробным исследованием практики четырех лун является, видимо, работа Шактинатха Джха, опубликованная в 95-м году. Автор изучает историю практики, собирает ответы на вопрос, зачем это все дается. Для сохранения тела, защиты от болезней, контроля семени. Весьма практично.

Следы четырех лун можно найти и за пределами Бенгалии. В известной песне Горакхнатха поется о четырех лунах как о методе сохранения тела, они перечисляются: ади-чандра, ниджа-чандра, унматта-чандра, гарал-чандра. Кстати, есть работа Любомира Ондрачки, в которой подробным образом изучена эта песня, рассмотрены различные варианты интерпретаций лун, отличные от сахаджийской, в том числе и версияКавираджа.

В своей книге, в главе посвященной тантрическим методам, Какар приводит интересное письмо ученика учителю. Ученик – начинающий астролог, хочет постичь время, научиться видеть прошлое. Десять дней ученик погружал себя в нечистоту, не чистил зубы, не мылся, питался из грязной посуды. На тринадцатый день после полной луны он начал есть свои испражнения. В течении трех дней, когда он чувствовал голод, ел кал, когда чувствовал жажду, пил мочу. В следующую ночь он запер входную дверь в свою комнату, зажег одиннадцать ламп, намазал свое тело экскрементами, нацепил ожерелья из костей, которые принес с места кремаций. Начал читать специальную мантру, периодически мочась под себя. Комната наполнилась вонью. В общем, дальше к нему пришла обнаженная привлекательная особа, и они занялись сексом. Так повторялось ночь за ночью. Чего она с ним только не вытворяла, писала-какала на него, принуждала к очередным сексуальным актам. В одну ночь женщина-пишачини сказала, что ученик останется ее любовником на всю оставшуюся жизнь, она будет помогать в его делах, но если он захочет ее оставить, она его убьет. Дальше у него дела пошли в гору. Как к астрологу стали приходить люди, и у всех было видно их прошлое. Пишачини находилась рядом и нашептывала это прошлое.

Человек поедает кал для того, чтобы научиться видеть прошлое. Наша психиатрия готова к подобному разговору?

НАШ УНИВЕРСУМ

Меня несколько тревожит и отталкивает общая классификационность психиатрических текстов. Виды бреда, виды истерий, виды психозов, виды фобий. Видимо, вся медицина так или иначе стремится к четкой классификационной схеме, в которой будут прописаны все виды аномальных состояний. В каком-то тексте, уже не помню в каком, кажется где-то Упанишадах, сказано о том, что от каждой болезни есть растение, дающее исцеление. Разных болезней много, но и разных растений много. Если бы существовала строгая классификационная схема: болезнь – растение, с четко прописанной диагностикой, мы бы жили в другом мире. Собственно, следующие схемы никак не являются классифицирующими что-либо, они просто существуют, о них интересно думать. Вот они:

1. Фрактальные орнаменты.

2. Плоские лабиринты.

3. Глубинные узоры с разрывами.

Вы здесь без труда углядите намек на паранойю, эпилепсию и шизофрению. И замечательно, но здесь это не намеки, а самостоятельные структуры, жители универсума.

Вата-питта-капха, ветер-желчь-слизь, субстанции предстают в своих комбинациях, смешиваются. Так и с узорами.

Фрактальный орнамент легко может покрыть огромную поверхность. Глубинный узор сильно зависит от типа поверхности, на который наносится, да он и не наносится на поверхность, собственно, он существует внутри себя.

Фуко представляет «Анти-Эдип» Делеза-Гваттари как введение в жизнь без фашизма. Без насилия и репрессивных центров. Когда-то мне показалось, что концепция «ризома», которую развивают те же авторы в одноименной книге, это уже плод репрессий. Децентрализованная водоросль, плетущаяся по поверхности ради себя самой – плод насильственного выпрямления глубинного узора с разрывами. Из корневища сделали водоросль, антигенеалогию. У этого узора есть «память», он помнит свою сложность, но поведение ему насильно навязано «антифашистским фашизмом». Он начинает вести себя как фрактал, это проще всего – не думать о новых сложностях, а копировать старые (это легко проследить в современных социальных сетях). И еще. Он начинает быстро действовать, чтобы соответствовать среде. А вдруг он не успеет заполнить собой поверхность и «антирепрессивная репрессивная машина» заподозрит его в ином строении? Делез-Гваттари различают самоподобную структуру и ризому, говорят, что она не просто копирует себя, но и продолжает формироваться, имея множество выходов. Как сложный динамический хаос. «Быть ризоморфным – значит порождать стебли и волокна, которые кажутсякорнями или соединяются с ними, проникая в ствол с риском быть задействованными в новых странных формах.» Для них ризома – это один из выходов из репрессий. На деле же. Это сама репрессия, ибо в один момент ей надоедает делать сложность – это затратно, тяжело, ей приходится маскироваться, повторять себя. Из антирепрессии она становится репрессией. И чем больше авторы говорят о том, что нет-нет, это множественность и спонтанная сложность, чем больше возникает подозрений, а когда начинаются текстовые примеры, подозрения перерастают в убежденность.

В юности внимательно читал книгу «Судебная психиатрия», уже не помню автора, больше половины жизни прошло. Самое большое впечатление в этой книге произвело описание симуляций психических расстройств носителями других психических расстройств. Типа шизофреник не хочет идти в армию и на воинской комиссии имитирует эпилептический припадок. Получается это у него нелепо, при этом опытный психиатр выхватывает из его спектакля намеки на истинную болезнь. Собственно, выпрямление узоров – это глобальная имитация пространства свободного действия, сотканная из миллиардов однообразных имитаций.

Репрессивные машины строятся на паранойе, антирепрессивные машины – тоже на паранойе, перезаполнении одних фрактальных орнаментов другими. Протест против «это не театр, это фабрика», порождает множество «театров» как пространств имитации, а не пространств мистерии. На замену репрессивных фабрик, штампующих конверты, приходят драмкружки – фабрики, штампующие имитации. «Я возвращаюсь из вашего драмкружка в тюрьму, лепить конверты на фабрике, потому что конверты хоть кому-то нужны». Слова страшного человека. Возможно, он разглядел в ризоме усталость, заподозрил, что ее множественность и «спонтанная» сложность – это следы памяти, которая осталась после выпрямления, а не ее суть.

Что будет с сознанием человека, когда он попадет в процесс пролистывания миллиарда непонятных праздников, идущего в фрактальном ритме? Фрактальная река, ведущая в Никуда, ни в какой не в Сахаджпур, и вместо лотосного леса на ее берегах, конструкторы клеток из Ничто. И стихия объяснит, что здесь важен сам ритм, он самоподобен, он не создает лишних сложностей, а соскакивание с этого ритма чревато репрессиями, лучше плыть по реке и не сворачивать. Сворачивать все равно некуда, поэтому лучше не возбуждаться лишний раз. Фрактальность узора позволяет растягивать его до бесконечности, делать бесконечный ненапряжный текст.

Можно создать бесконечный текст, задав правило преобразования старого текста в новый – рекурсию. Подковы Смейла, преобразования пекаря – четкие методы сгибать подковы и месить тесто, принципы динамического хаоса. Это делают социальные сети, например, с помощью ссылок, это делают люди, копирующие куски текста. Кажется, что это не бесконечный процесс, а лишь метод. На деле, этот метод порождает бесконечный процесс, и когда есть метод, есть и текст. Не обязательно иметь записанный текст, достаточно иметь метод его производства. Получается фабрика по производству театров, и каждый продукт вполне вправе сказать «я театр, а не фабрика». Есть более сложные методы, создающие нечто похожее на природность, например, на воду, газы, огонь. Они основаны на теории вычислительной гидродинамики, используются в анимации. Можно черпать воду в безграничных количествах. Интернет заполнен видеороликами путешествий через лунные кратеры, морские глубины, молекулярные уровни, вложенные космические пространства. Практически каждый такой ролик озвучен электронной музыкой, и ясно, что можно подправить картинку и звук, гладко зациклить их, сделать путешествие бесконечным.

Собственно, мой вопрос Стасу. Есть три явления: паранойя, эпилепсия и шизофрения. Неважно, что я имею в виду под этими тремя явлениями-категориями. Важно, что у тебя есть свое восприятие этих трех категорий. И ты профессиональный музыкант. Ты можешь каждой из этих трех категорий поставить в соответствие какую-нибудь композицию современной электронной музыки?

И его ответ:

эпилепсия: Xebox – Movement,

шизофрения: Exile – Mushroom Santa,

паранойя: «Нож для фрау Мюллер» – «Наш Doom Россия».

Для интереса попросил Стаса также сопоставить музыкальные композиции наркотическим веществам: героину, ЛСД, амфетамину. Он предупредил, что ответ будет субъективным и выдал соответствие: героин – Carbon Based Lifeforms – Central Plains, ЛСД – Aphex Twin – Windowlicker, амфетамин – Dj Delirium – I Was Born Hardcore.

Есть системы, не вписывающиеся в категории корней-корешков, при этом, имеющие мало общего с ризомами. Они живы и подвижны, несут в себе бесконечную сложность, разрывы, комнаты для глубинных узоров, и их трудно структуризировать. Д-Г приводят пример стай (абстрактных) животных и птиц как ризомных структур. Примером наших систем могут служить стаи животных, обитающих на невидимой, постоянно деформируемой поверхности с неизвестной топологией. Никакой вольности типа ризомного соединения произвольных точек быть не может, поверхность не позволяет некоторым животных (быстро или вообще) сблизиться. Сблизиться – не в смысле расстояния, а в смысле намерений. Сердцевина этой системы – не иерархический центр, как у корня, а внутренний узор, в котором закодирована вся топология поверхности.

Система совершает действие всякий раз, когда ей позволено. Причем действие совершается по принципу минимальности – с наименьшей затратой энергии. Если это действие заключается в откусывании куска от себя самой, то получаем хищную самопоедающую систему. Если это действие заключается в склеивании своих частей, то получаем жидкую систему.

Мы же можем представить систему, складывающую пирамидку из кубиков так, чтобы получалась наиболее сложная конструкция из возможных. Сложная – в некоем понимании самой системы. Другая система может дробить видимые с какой-то стороны кубики и передавать новый набор в руки первой системе (пусть остальная конструкция рассыпается при дроблении, пусть гравитация участвует в игре как третий процесс), у которой будет право сложить раздробленные кубики наиболее сложным способом. Получится динамический хаос, замешанный на двух процессах.

Это то, что я вижу в топологии. После задания кода, запускается оптимальное действие самопоедания, среда ведет себя крайне сложно с точки зрения локального наблюдателя, но очень логично. Она не выходит из своих парадигм. Если есть разрыв здесь, он будет и там, и там, и там. Если не понимать код и принцип, а попробовать сымитировать действие среды, на ближайших скрытых уровнях возникнут нарушения. Это будет имитация, а не естественность.

Надо вернуться в тот момент, в той больнице, когда К. сказал про превращение дяди в пищащего человека. Он еще сказал кое-что, и почти все мои друзья знают это высказывание. Оно стало знаковым, работающим. К. сказал:

— Если правильно повернуть тумбочку, из твоего окна будет видно мое.

Над этими словами я долго размышлял, пытался найти подходящую интерпретацию. Тумбочка как волшебный предмет, преобразующий пространство. Мы жили с ним в разных частях района, разделенные лесом, даже при хитрой расстановке далеких зеркал вряд ли можно было добиться того, чтобы из одного окна другое было видно. Но та расстановка зеркал, что кодировалась в повороте тумбочки, позволяла это сделать.

В начале 2011 года мне потребовалось срочно улететь из России, в один день. Бывает так. Жизнь идет, идет, утром все хорошо, а днем понимаешь, что нужно сегодня же оказаться в ином месте. Ну, мало ли, криминал обратился к тебе с неприятной просьбой, ты стал свидетелем ненужного эпизода, узнал код нехорошего сейфа, и все бытие тебе намекнуло, что лучше уехать. Я позвонил С., спросил, есть ли квартира, где можно остановиться. Он ответил, что пустует квартира его мамы, передаст ключи, можно там пожить. Только поздним вечером, когда подошел к окну, понял, что произошло. В окне, прямо в доме напротив, на том же этаже, находилось окно К. Зеркала расставились, я мысленно вернулся в больницу, в момент произнесения, поразился и ужаснулся произошедшему. В этой части района мало домов, а квартир, из которых видно окно К. вообще единицы. Где символический корм, где фантазия, где волшебное преобразование, где сложная расстановка зеркал – я перестал понимать. «Это все случайность, но если вести символическую цепочку дальше, сознание создаст логичный ветвистый мир, в котором все будет сшиваться, подкармливать себя».

С разрешения В., процитирую отрывки из ценной посылки. Приводимые здесь текстологические рассуждения –- легкое предисловие к тому исследованию, которое мы собираемся проводить. После оцифровки текстов, мы приведем в действие структурные машинки – статистические программы, контроллеров ритма-пульса и колмоговорской сложности, попробуем формально определить склейки разных уровней и объяснить эти определения машинкам. А пока что лишь чувственно, интуитивно.

Это тетрадки Л.И. начала 70-х годов. Школьные тетрадки с зеленой обложкой, заполненные аккуратным текстом. Ключевой фразой тетрадок мне представляется следующая: «Необходима географическая карта». На обложке тетрадки надпись «Реки Европейской части СССР», и перечисление: 1. Днестр, 2. Днепр, 3. Западная Двина, 4. Волга (подчеркнуто). Кама. Ока. Соединяет Волгу с Тверью-Калининым, а Каму с Пермью-Молотовым. Далее надпись «Реки Сибири», и перечисление: 1. Обь, 2. Лена, 3. Иртыш, 4. Енисей.

Рассуждения, посвященные железнодорожному сообщению, особенно поезду Москва-Владивосток. Претензии по поводу угольной промышленности, размышления о необходимости по-другому делать железнодорожные рельсы в Магнитогорске.

На одной из страниц написано «Теория почти готова». Алфавит азбуки Морзе. Перечисление фактов из геометрии, формулы объемов стандартных фигур и тому подобное. Как устроить макаронную машину с иллюстрациями. Кто у нас в СССР будет управлять речным флотом. И перечисление десяти рек. Размышления о строительстве деревянных лодок. Множество фраз с моментами «необходимо», «можно ли разрешить».

«Необходимо изучить и напечатать анатомию куриц.» Множество пунктов, относящихся к курицам, начиная с «1. Половой акт петуха и курицы. Сперма у петуха. Что представляет зародыш курицы».

Длинные рассуждения о необходимости рациональной пошивки теплой одежды.

«Есть ли у нас сейчас черный сатин на подкладку у мужского пальто… из чего сейчас шьют зимние женские польта. В каких пальто ученики зимой ходят в школу. В начальную школу. В среднюю школу.

Вату необходимо расфасовать весом. Ткань нарезать метром (и завернуть в нее вату). Перевязать нитью, кордом. Граждане сами, дома, будут шить себе теплую одежду.

Цвет сатина: зеленый, черный, синий.

Сколько платят Узбекистанским колхозникам за один килограмм сдаваемого Советскому государству упакованного в кипу хлопка. Сколько килограмм весит одна кипа хлопка.

…

Сможем ли мы в большинстве случаев продавать сшитую, готовую теплую одежду на вате. Всегда ли это необходимо.

1. Жилетка.

2. Фуфайка.

3. Штаны.

4. Тужурка.

5. Пальто.

6. Одеяло.

7. Ватники на ноги.

Теплая зимняя одежда. Головные уборы. Обувь. Одеяла. Шерстяная, из хлопка. Сколько стоит килограмм ваты».

Текст хозяйственника, классифицирующего готовые формы своего хозяйства. Кажется, подобные тексты довольно просто имитировать. Вводить перечисления, требования необходимости, рассуждения об общих принципах строения областей. Возьмем нашу «ризому».

«Ризома действует благодаря вариации, экспансии, завоеванию, захвату, уколу. Книга­-ризома более ни дихотомична, ни стержнеобразна, ни мочковата. Никогда не создавайте корень, не выращивайте его, хотя довольно трудно вновь не впасть в эти старые процедуры».

Преобразуем в…

«Поезд едет благодаря рельсам, вибрации, пару, тяге, электричеству. Дизель-поезд более ни механичен, ни локомотивен, ни магнитичен. Никогда не создавайте состав, не выращивайте его, хотя довольно трудно вновь не впасть в эти старые процедуры».

Текст, представленный в тетрадках Л.И. предельно несимволичен, никакого побега в символику в них и близко нет, скорее именно страх, репрессивный посыл, снова страх. Параноидальный ритм, фрактальные орнаменты, перечисления. Перечисленные реки никакого символизма не несут, они – не более чем реки, полотна для речного флота. Реки не ценнее флота, а флот не ценнее рек. Никакой иерархии ценностей нет, но есть вместилище – теория. Вся эта хозяйственная классификация готовых форм по мнению автора – его теория, необходимая.

Тетради А.Ш.

На первой странице говорится о том, что будут описываться ощущения, полученные от общения с врачами. Слово «ощущения» подчеркнуто.

«Что такое психотропные препараты? Психо – ясно к кому относится. Тропные – здесь ясно слышится слово «тропа». Дадим определение тропе. Она бывает: узкая, извилистая, непроторенная, теряющаяся из виду, разветвляющаяся, может иметь параллельного двойника. Где пролегает тропа? В лесу, в поле, в болоте. Как продвигаются по тропе? Передвигаются пешком, с малой скоростью, порой наощупь, т.к. нет обзора на расстояние. Каждый шаг нужно выверять. Что может получиться, если идти по этим тропам непредусмотрительно?

1. Идти по болотистой тропе – рискуешь утонуть в трясине.

2. Идти в поле в густой траве, – можно провалиться в яму или споткнуться о яму, корягу.

3. Идти по лесной тропе, если она теряется из виду или разветвляется – можно заблудиться.

4. Параллельная тропа, идущая рядом, сбоку – это побочные действия.

5. Перекрывающаяся тропа – ставит крест на личности.

6. Непроторенная тропа ведет неизвестно куда.

7. Идя по узким извилистым тропам тесно соприкасаешься с травой и листвой. Значит есть риск быть укушенным клещом».

Рассуждения о черепах и точках, с приклеенной статьей из газеты о поиске черепов в родном крае. Знаки вопросов внутри черепов. Рассказ о слиянии с доктором в единое целое, в то время, как вокруг возникла оболочка, подобная куриной скорлупе. Пересказ сказки «Садко», рассуждения о счастье. В один момент сказано: «я не знаю, как это описать, могу только сравнить». Текст полон метафор, интерпретаций, описания ощущений. Восприятие врачей: от одних исходит тепло, от других холод. Видение собственного мозга.

При чтении тетрадей А.Ш. создается впечатление глубинного узора с разрывами. В отличие от ризомы, здесь далеко не все со всем можно соединить. С перечислением видов троп, которое без сомнения, имеет символическое значение для автора, не может соседствовать перечисление готовых форм. Эти тропы достаются из внутреннего.

Из всех изучаемых текстов, тексты А.Ш. по структуре ближе всего к тому, что написано здесь, что вы читаете в данный момент.

Глубинные узоры рвутся в том числе от усталости. Кажется, что порой невозможно продолжать вести узор внутрь, уже слишком глубоко и психически затратно, узор разрывается, чтобы выбраться на поверхность. Все перечисления типа «в лесу, в болоте, в поле» – перечисления метафизических категорий, при написании «в лесу», автор явно имеет цепочку ощущений, которая приводит его к жизненно важным осознаниям, связям со стихиями, типами мышления.

Следующий момент – создание объемных картин. В текстах с фрактальными параноидальными орнаментами можно переставлять куски, скажем, абзацы, без потери ритма и смысла. Это же можно сделать практически с любым текстом, созданным методом нарезки. В текстах А.Ш. ничего подобного не наблюдается. Создается объемная картина, наполненная своей логикой, перестановка абзацев повлечет сбой, поломку текстового пространства. Эти тексты представляют собой примеры шизофренических узоров – подкруток, орнаментов, развивающихся внутрь. Минимум плоских лабиринтов. Частое возвращение к использованным ранее метафорам. Сомнения и отсутствие репрессивности. Там, где ощущения, допустимы сомнения. В отличие от параноидального ритма необходимости.

Около пятидесяти страниц аккуратного текста. Произвольный отрывок из начала:

«Любовь проявляется в избирательном отношении личности к объекту чувства благодаря которому любимый оказывается наиболее родным близким совокупность переживаний выражающих это отношение составляет личностный компонент любви. Но в любви кроме того имеет место чувственный компонент включающий стремление к получению специфических ощущений наслаждения возникающих в процессе интимной близости».

Из середины:

«Конфликты, взаимное недопонимание снижают уважение друг к другу, а это не проходит бесследно и для сексуального влечения. Особенно здесь необходимо подчеркнуть отрицательное значение практикуемого иногда супругами осуществления интимной близости в качестве своеобразного отрыва дискуссии покрывающего кипевшую до этого момента досаду друг на друга».

Из конца:

«Клиническая практика показывает, что различные интенсивности сексуального влечения партнеров в возрасте 35-40 лет встречаются не так уж редко и очень легко внести разъясняющие коррективы, так как они охотно принимаются той или иной стороной. Здесь уместно остановиться на вопросе в наиболее оптимальном соотношении возраста супругов вступающих в брак. Учитывая более позднее созревание мужчины в духовном и физическом отношении, а также ее доминирующую роль в оформлении всех сторон совместной сексуальной жизни, следует считать, что мужчина должен быть старше своей жены».

Один и тот же ритм у всего текста. Монотонное переписывание внутреннего учебника по этике и психологии семейной жизни. Поезд, проносящийся по дороге, пронумерованной столбами, за окном которого ничего не меняется ни днем, ни ночью, более того, и день с ночью не сменяются. Фрактальные параноидальные орнаменты, украшенные плоскими лабиринтами. Как похожие лампочки на новогодней гирлянде. При этом, отсутствие перечислений. Неоднократно возникает разбиение на два случая: «с одной стороны … , с другой стороны…» Никакого надтекста, подтекста, никакой символической связки. Мужчина и женщина в тексте – не «мужчина и женщина вообще», никаких метафизических категорий за ними не стоит.

[Должен отметить для честности. После того, как дал почитать данную работу друзьям, они не поленились поискать отрывки вышеприведенного текста, и действительно оказалось, что это старый советский учебник по этике и психологии семейной жизни. Хозяин серо-коричневой тетради аккуратно переписал учебник.]

Начинается с рассказа о том, как автор с подругой увидели НЛО.

«Это был СМД яйцевидной формы, голубого цвета, по краям яркие лучи, плывет по крышам 9 этажных домов тупым концом а сзади хвост. Она махала им руками и приглашала к нам, к нам, к нам».

«В 1996 я захватила власть для того чтобы скинуть Ельцина с престола а своего школьного друга С.А.А. протащить потому что он умеет управлять. Об этом я говорила М.М. в конце 1996 говорила в департаменте профтехоборудования и когда Черномырдин встречался с Лебедем говорила в Заволжском военкомате.

…

И власть эту я удержала я думе приказывала задуматься и все приказы мои выполнялись».

Далее подробное описание «как это было».

«1996 г – год крысы – начало восточного календаря. Весной этого года когда я была на приеме у А.А.С. по жилищному вопросу у меня возникло желание поговорить с Ельциным, если он добрый человек и такую записочку отнесла в департамент профтехобразования. Летом этого года я была у своей подруги З.В. (в 7 подъезде) с которой мы видели НЛО и написала записку. 1. Лечить меня надо не так как вы хотите а так как я этого хочу. 2. Не кажется ли вам что все наши политики кидаются сковородками хватит политики надо приступать к делу. 3. Я пошла искать дураков».

«Осенью 1996 года Ельцин обращается к народу. Он день 7 ноября объявил днем примирения и согласия и сказал, что надо работать. Как мне было плохо после этого обращения».

«Тогда один солдатик спросил: «а что предвещает космос?» А космос предвещает хорошее. А если врачи вылечили Ельцина я его сама убью. И меня попросили покинуть помещение значит мой рабочий кабинет в психушке».

Это символическая игра, полная ощущений, предчувствий. В игре расставлены дома-помещения, номера подъездов, даты, далекое-близкое, Ельцин как метафора, космос, НЛО. Глубинные узоры с сильными разрывами.

Возникают две категории, две стихии: необходимая теория и символическая игра. Многие тексты лежат в этих категориях. Плоские лабиринты могут заселять промежуточные слои, могут подкручивать необходимую теорию, задерживать и запутывать символическую игру.

История Джулии – вероятно, корневой и самый интересный момент всей книги «Расколотое я» Лейнга.

«Я родилась под черным солнцем. Я не родилась. Меня выдавили. Это не из тех вещей, к которым привыкаешь. Мне не дали жизнь, мне не давали жить. Она не была матерью. Я весьма привередлива в вопросе, кто у меня будет вместо матери. Прекрати это. Прекрати это. Она меня убивает. Она вырезает мне язык. Я – испорченная и прогнившая. Я – безнравственная. Я зря теряю время…»

«У нее появились галлюцинации».

«Она, к примеру, могла ощущать дождь у себя на щеках как свои слезы».

Историю Джулии интересно изучать не только ради нее самой, а ради хода мыслей Лейнга. Вполне раскрывается взгляд на вещи. Сомневающийся психиатр ищет новое.

Лейнг анализирует разное «я» Джулии, пытается выстроить психоаналитическую лестницу, при этом отмечает, что не стоит искать каких либо внешних источников понимания черного солнца, Джулия не была образована, мало читала. Это ее внутреннее черное солнце, не имеющее отношения к алхимическому, оккультному или астрологическому знаку. Черное солнце как оккультный символ использовалось Блаватской, Виллигутом, играло важную роль в символических темах Третьего Рейха. Да и до сих пор нацистские и неоязыческие организации часто используют его на своих флагах и гербах. Но Джулия вроде не в теме.

У Лейнга, да и у Фуко, шизофреники – стеклянные сосуды и социальные единицы, не болота-озера с кишащими кикимрами и гномами, а сосуды. При изображении шизофрении мне близки метафоры, связанные с жидким и мощным, например, с болотом, с озером, с жижей, важно, что с большим и неконтролируемым, а не со стеклом. Стеклянный сосуд – малое, хрупкое. Вероятно, эта метафора пришла из каббалы, из «разбитой вазы» (швират келим); там исцеление (ремонт вазы) – тиккун. Надо отметить, что и Юнг сравнивает шизофреническое сознание с разбитым зеркалом, представляет невроз как текучее и изменчивое, а шизофрения – именно разбитое.

Джулия – хрупкий призрак заброшенного сада. Может ли призрак быть хрупким? И что это за сад? Это сад расходящихся тропок Борхеса или же?

Книга Изабель Набоковой «Religion against the Self: An Ethnography of Tamil Rituals» начинается с истории Суреша. Однажды он работал в поле. Нечто, похожее на трезубец, кольнуло его в ногу. Суреш сильно заболел. В одном из болезненных снов к нему явилась Амма в образе девочки и инициировала его. С тех пор он стал видеть мир иначе. «As she promised, during those states he was able to «interpret signs» (kuri collutal) which are beyond human knowledge».

Изабель разбирает множество историй тамильских шаманов и визионеров. Рассказывает о барабанщиках, изгоняющих духов психических болезней. Лечить болезни мощными музыкальными атаками разумно. Всаживать в тело определенный ритм, несовместимый с ритмом узора, живущего в сознании.

Кури коллутал – интерпретация знаков, даруемая тамильским визионерам, кажется крайне важной темой. К сожалению, Изабель ее касается лишь вскользь. Я же подойду к схожей теме со стороны сказки.

Сказки Бетала в Индии знают почти все. Это как Колобок и сказка о репке у нас, они есть практически во всех книжных магазинах, на разных языках, есть сериалы по телевизору, мультфильмы. Царь Викрам идет через лес, на его плечах сидит страшный дух-призрак Бетал и рассказывает сказки. После каждой сказки он задает вопрос царю, испытывая его мудрость.

Сказка о Падмавати явно отличается от остальных сказок Бетала. Она витиеватая, неожиданная, странная, и содержит систему тайных знаков как коммуникацию между персонажами. Сказка не длинная, когда-то я перевел ее с хинди, приведу ее здесь полностью.

«Это было время, когда в Варанаси царствовал Пратапмукут. Его сына звали Ваджрамукут. Однажды принц вместе с сыном министра отправился в лес на охоту. Блуждая по лесу, они набрели на пруд с цветущими лотосами, по поверхности которого скользили лебеди. На берегу стояли густые деревья, птицы щебетали в их ветвях. Друзья остановились у озера, зачерпнули воды, омыли лица и отправились наверх, к храму Шивы. Лошадей привязали рядом с храмом. А когда вышли из храма, увидели на берегу пруда принцессу со своей свитой. Сын министра сел под деревом, остался отдыхать, а принц пошел к пруду. Лишь взглянув на принцессу, он наполнился очарованием, влюбился в нее. Принцесса также посмотрела в его сторону, достала из своего венка цветок лотоса, приложила к уху, затем надкусила лепесток, бросила цветок под ноги, приложила его к сердцу, после чего удалилась со своей свитой.

Озадаченный принц подошел к своему другу и рассказал об увиденном, добавив, что не может жить без этой незнакомки. Но как ее найти, если неизвестно ни ее имя, ни откуда она родом? 

— Принц, ты утомился. Она же все тебе сказала. 

— Каким образом? 

— Когда достала из своего венка цветок и приложила к уху, сказала тем самым, что она из Карнатаки. Откусив лепесток, она указала, что является дочерью царя Дантабата. То, что она бросила цветок под ноги, означает, что ее зовут Падмавати. Она приложила цветок к сердцу – значит, она тебя тоже любит, ты тоже вошел в ее сердце. 

Радостный принц поднял цветок и сказал, что надо ехать в Карнатаку. Друзья отправились в путь. Блуждали дорогами, тропами, местами, и через несколько дней прибыли. У ворот царского дворца увидели сидящую старуху с пряжей. 

— Мать, мы торговцы. Наш товар на подходе. Есть где здесь остановиться? 

Старуха увидела их блестящие одежды, услышала высокую речь, смекнула, что к чему. 

— Сынки, заходите в мой дом, живите. 

Они зашли в шикарный дом. 

— Мать, а чем ты вообще занимаешься? Ты в этом доме что делаешь? – спросил сын министра. 

— Мой сын служит у царя. А я была кормилицей принцессы Падмавати. Состарилась, живу в этом доме, кормлю царя, каждый день хожу к принцессе во дворец. 

Принц заплатил старухе и попросил передать принцессе, что тот самый, кого она встретила у пруда в пятый лунный день, он здесь, он пришел. На следующий день старуха пришла во дворец и передала принцессе это послание. Принцесса, все это выслушав, разгневалась. 

— Уходи из моего дома, - сказала она и шлепнула ладонями с сандаловой пастой старуху по щекам. 

Старуха вернулась и все рассказала принцу. Принц онемел. Вот так расклад. А его друг сказал: 

— Принц, ты утомился, ничего не понимаешь, не читаешь знаков. Она шлепнула светлой пастой по щекам, смотри, десять пальцев – это означает, что сейчас десятый лунный день, а как пройдет эта луна, после наступления темноты вы встретитесь.

Через десять дней старуха снова отнесла весточку принцессе. В этот раз принцесса шлепнула старуху тремя пальцами с шафрановой пастой, сказав при этом: 

— Беги отсюда. 

Старуха вернулась и снова все рассказала. Принц опечалился. Но сын министра снова все растолковал: 

— Ты что так расстроился, друг? Она же сказала, что у нее месячные, и чтобы ты подождал еще три дня. 

Спустя три дня старуха снова отправилась во дворец. В этот раз, после гневного выговора, принцесса выставила старуху в западное окно. Старуха вернулась, как обычно все рассказала, принц как обычно загрустил, а его друг все растолковал: 

— Все. Этой ночью. Она зовет тебя, можешь войти к ней через это окно. 

Принц был вне себя от счастья, переживал, предвкушал. Когда пришло время, он надел платье, надушился духами, повязал оружие. После полуночи он проник во дворец через указанное окно. Принцесса его ждала. Она приняла его. 

Принц удивился от дворцовых убранств. Как все замечательно и шикарно. Они провели всю ночь вместе. А утром принцесса спрятала своего возлюбленного, по наступлению же следующей ночи он вышел и снова был с ней. Так прошли дни. Принц вспомнил о своем друге, загрустил, ведь он не знал, что с ним происходит в чужом городе. Принцесса спросила, в чем дело, в чем причина грусти. 

— Это мой хороший друг. Он очень умен, именно благодаря его уму мы смогли оказаться вместе. 

Принцесса сказала, что передаст ему ценный подарок. 

— Я приготовлю подарок, ты отнеси ему и возвращайся. 

Принц вернулся к своему другу. Месяц прошел, как они не виделись. Он все рассказал. 

— Это тебе послала принцесса, в благодарность за твой ум.

Сын министра взял подарок, достал из него сладкий шарик, кинул собаке. Собака съела и сразу же умерла. 

Принц на мгновение потерял дар речи. 

— Что же это за женщина!? Я к ней не вернусь. Это же вообще! 

Но друг его как обычно успокоил. 

— Не торопись с выводами. Это определенная уловка, определенный знак. Отправляйся сегодня к ней. Найдешь ее спящей, возьми трезубец поцарапай ее левое бедро и сорви с нее украшение. 

Его друг, замаскировавшись под йога-отшельника, сел на месте кремаций, указав, что добытое украшение нужно принести на базар, при этом сказать, что отправляешься к своему гуру. 

Принц так все и сделал. Пришел с украшением к дворцу, показал ювелиру. Ювелир, естественно, узнал украшение и привел соответствующего человека из дворцовых. Тот спросил, откуда это украшение, на что принц ответил, что получил его от своего гуру. Они отправились к гуру – йогу-отшельнику, взяли его и привели во дворец. 

Царь спросил: 

— Махарадж, ты это украшение где взял? 

Сын министра, переодевшийся как отшельник, ответил: 

— Царь, я совершал ритуал Кали – чаудас кали пуджу, читал мантру дакини. И в этот момент появилась дакини. Я сорвал с нее украшение и ударил трезубцем по ее левому бедру. 

Услышав это, царь пошел к своей супруге и сказал: 

— Ступай к Падмавати и посмотри на ее левое бедро. Нет ли на нем царапин от трезубца. 

Царевна увидела царапины, сообщила. Царь пришел в лютый гнев. Он отпустил отшельника, спросив вслед: 

— Махарадж, что нужно сделать по закону с поддельной женщиной?

Отшельник ответил, что поддельная женщина, которая не женщина на деле, а дакини, портит все и всех, включая брахманов и коров, поэтому ее нужно прогнать из страны. Царь последовал наставлению отшельника, отправил Падмавати с глаз долой, выкинул в лес. Принц с другом, оседлав коней, также поскакали в лес. Падмавати там была одна. Принц взял ее, привез в свой город. И жили они долго и счастливо».

В этой сказке много сложных и интересных моментов. Друг принца способен читать все знаки, он знает чаудас кали пуджу, тантрические ритуалы. Принц просто хлопает глазами и не понимает, что происходит. Друг и женщина выстраивают коммуникационную игру, а принц плывет по течению, подчиняясь обстоятельствам.

Классификации сущностей, тонкая география (где они живут) и секретные знаки. В Лагушамваре и последней главе Свачандатантры описываются сhommaa, или chummaa в кашмирском варианте, – секретные знаки, используемые для общения практикующих с сущностями нечеловеческой природы. К знакам относятся однослоговые вербальные знаки, указывание на части тела, жесты, соединения пальцев и другое.

Са – нектар, бру – левый, ха – мясо, йо – жена, йя – сестра, ма – рождение, ли – еда, ва – питье. Пха – предложение сексуальной связи, на – предложение еды, та – предложение цветов. Кша – блуждание, джа – исключение. Ча – поцелуй.

Прикосновение к голове – приветствие. Горячее приветствие – прикосновение к глазу. Прикосновение ко лбу – это вопрос «откуда ты?» Ответ предполагается также прикосновением. Касаясь левой или правой брови, женская сущность показывает на северные или южные области обитания соответственно. Кончик носа соответствует востоку, а шея – западу. Движениями пальцев по своему лицу, она сообщает адрес, откуда прибыла. Касание шеи происходит, видимо, в области задней части. Таким образом, расположение сторон света становится естественным, если в момент ответа женская сущность смотрит на восток.

Далее женская сущность сообщает, кем является. Если касается носа, то она дакини, если плеч, то дамари, если касается правой рукой задней части шеи, она из клана дави.

Изгибаясь и тряся руками, практик задает вопрос об имени сущности. Далее происходит сложная система коммуникаций, в результате которой определяются отношения практика и сущности. Она объясняет ему свою природу и свое отношение к нему. Они разговаривают далеко не только о сексуальных перспективах, сущность может не захотеть иметь связь с практиком, или вообще осознать себя его сестрой или матерью.

Дается детальное описание различных сущностей. Постно розоватое тело, длинная шея, в руках какой-то предмет, веселится, смеется – значит, она принадлежит определенному клану, с ней нужно вести беседу осторожно. Различия по цветам одежды и украшениям.

Впечатляет детальность, четкость описания, продуманность словаря жестов.

Зачем Падмавати хотела отравить друга принца? А может быть, он понимал ее нечеловеческую природу и мог разоблачить? Она ведь думала, что это сам принц считывает знаки, понимает, кто она такая. По используемым секретным знакам сын министра понял, что это дакини в человеческой форме. И финальный ответ: он ее разоблачает перед всеми, все узнают, что она дакини, только сам принц думает, что это уловка и игра, происходящая ради их будущего счастья. Где реальность, а где игра – каждый из персонажей видит по-своему. А в новом городе, в Варанаси, Падмавати предстоит выстраивать новую жизнь, со своим мужем, проблем хватит на всех.

В Варанаси своя семантика. «Кока-кола» может означать нимбу пани лимку, а «Интернет кафе» – героиновый притон. Хоть и грубо, тема хитрой семантики сопоставляется со сленгом. Если не входить в сленговые конструкции можно жить и неверно трактовать слышимое. Ехать в поезде вместе с индийскими подростками и думать, что они обсуждают бхаджаны – религиозные песнопения. А «бхаджан» в ряде индийских языков – сленговое обозначение порнографии.

Эта система секретных знаков – язык, связывающий женские сущности с людьми, описанный в БрЯТ, ожидает тщательного лингвистического анализа. Лингвисты забавляются, выстраивая структуру выдуманного эльфийского языка, а здесь ведь куда более ценное знание – приходящее невесть с каких времен и наверняка выверенное экспериментально.

Рука касается пупа – принятие, касается зада – отторжение.

Даа – оружие, пхаа – прострация. Наа – мужчина, ни – женщина, бху – место кремаций.

Насколько слышал рассказы индийских друзей и читал в соответствующих книгах, появление сущностей может происходить вполне неприметным образом. Приходит женщина. Она ничем внешне не отличается от обычных женщин, вернее, возможно, отличается, если вглядеться, но при поверхностном взгляде ее можно и не отличить. Система коммуникаций с ней может происходить на нескольких уровнях. Вероятно, с ней можно общаться о погоде, дожде, кино, при этом, создавая метакоммуникацию – надуровень, включающий секретные знаки. Она может задать тебе вопрос на секретном языке и если не получит ответа, уйти.

Друзья, общавшиеся с сущностями, рассказывали, что те несли всякую чушь, смеялись, забавлялись. Не исключено, что это проявлялось как первый уровень коммуникации, сущности вместе с нелепостями запускали секретные знаки, пытаясь распознать, владеет ли находящийся перед ними их языком и, поняв, что не владеет, исчезали. От визионера, выброшенного или вскарабкавшегося на соответствующий уровень, требуется не только сила остаться в уме, но и серьезная лингвистическая работа.

Здесь я перескочу к шизофрении. «Наш» шизофреник (носитель глубинного узора, абстрактный человек шизоидного сознания, хранитель символической микро-игры) создает свою систему метакоммуникаций, интуитивно и экспериментально. Перед ним появляется человек: врач, случайный прохожий, сосед по палате. Чтобы понять, насколько этот человек «в теме», запускаются маячки, секретные знаки. Скорее всего человек не в теме, он не ответит должным образом. Запускаются новые маячки. Эти маячки – следы глубинных узоров с разрывами, жители узористых икорных пространств.

Прежде всего, надо понять, этот человек читает твои мысли или нет (может быть, перед тобой черный маг?). Для этого внутри создается яркая повторяющаяся мысль, запускается намек, шизофреник ждет результата. Если результат следует ненавязчивым образом, неправильно, не по знаковой системе, шизофреник успокаивается, отчасти прерывает игру. Если же человек отвечает загадочным взглядом, отвечает на намек своим намеком, нагромождая метакоммуникацию, создавая внутри узора свой узор, символическая игра усложняется. Это может привести к страху, к побегу, к панике. Мысли не просто читаются, но и подкручиваются извне!

Однажды мы подошли с К. к квартире моего друга. К. спрашивал по дороге, кто это, чем он может быть опасен. Друг открыл дверь и внимательно посмотрел на К. Тот рванул вниз, да так резко, что я еле успел его догнать. Затем он сам смеялся, вспоминая этот случай. Показалось, что на него посмотрел черный маг.

Подбрасывание знакового корма в пространство глубинных узоров с разрывами может вызвать резкое изменение конфигураций, ритма. Фрактальные орнаменты и плоские лабиринты куда более стойки к вмешательствам извне. Фрактальный орнамент может «принять» вмешательство, включить его в свою систему копирования, лабиринт может добавить благодаря вмешательству новые витки, повороты, отражения, а глубинный узор может, как подкрутиться, так и разорваться, травмироваться.

Тайные пароли присутствуют практически в любой субкультуре, в любых сектантских организациях. Есть материалы с интересными диалогами-кодами, происходящими в момент, когда адепт приходит на хлыстовское радение. Ему выставляют ряд метафорических вопросов, к примеру, о перстне на пальце, и если он правильно отвечает, пускают на закрытый вечер. Ответы на вопросы могут быть правильными-неправильными не только структурно. Приведу забавный пример. В конце 80-х, начале 90-х в Латвии усугубились русско-латышские уличные отношения. При этом, распознать по внешности и одежде русского или латыша не так было просто. Помимо внешнего сходства, они могли вполне неплохо владеть соответствующими языками. Находился тонкий момент узнавания своего-чужого. Толпа останавливала незнакомца и требовала от него повторить слово. Латыш не мог произнести «тридцать три» без акцента. Русский же не мог правильно выговорить слово ķieģelis (в переводе «кирпич»).

Знаковая система нашего шизофреника подвижна, способна быстро корректироваться под влиянием знакового корма.

«Как так вышло, что мой друг превратился в утку?» может быть метакоммуникационным маячком. Этот вопрос посылается не ради информационного ответа, а ради распознавания, владеет ли собеседник знаковой системой.

Есть еще момент. С женщиной интереснее общаться, чем с деревом или горой. В общении с женщиной часто возникает сексуальный подтекст, пусть он и не выражается в прямом обсуждении соответствующей темы или флирте, но дорожки намеков на раскрытие секретов добавляет интереса и интриги. А с деревом или горой о чем говорить.

Первого декабря прилетел в Мумбаи на пару дней. Когда подлетаешь к городу, раскрываются Дхарави – высохшие мангровые болота, гигантские трущобы, бесконечные дома-коробки, пространство человеческой нищеты и болезней. Говорят, в этих трущобах живет миллион человек – целая страна. Тысячи серых склеенных прямоугольников определяют самобытный орнамент-текст. Не похоже, что в нем есть фрактальность, не похоже, что в нем есть плоские лабиринты, а про глубинные узоры судить трудно. Скорее спонтанная деформация ровной структуры, размытая по бытию. Научиться читать этот текст – раскроется новое понимание социума, фашизма, ужаса.

Как добрался до места, получил письмо от А.Т. – разработчика компьютерных игр. Я его попросил интуитивно поставить в соответствие паранойе, эпилепсии и шизофрении компьютерные игры.

«Мне пришли в голову такие примеры: паранойя – Amnisia: Dark Descent, шизофрения – Tender Cut, игра, сделанная по мотивам фильма Дали, Space Funeral, про эпилепсию труднее, сразу хочется привести примеры игр, которые могут спровоцировать приступ, если у человека приступ вызывают смена цветов и вспышки – но если подумать, то мне кажется ближе игры вроде Goat Simulator, где легко теряется контроль над игровым персонажем и объекты в мире ведут себя непредсказуемо. Это целый поджанр, различные симуляторы с нелепой физикой и неловким управлением».

Также А.Т. посоветовался со своими коллегами, они подсказали следующие соответствия:

«шизофрения - «тук-тук-тук», «Мор.Утопия» (игры Ice-Pick Lodge вообще очень интересны), Hotline Miami, по сюжету скорее, но и атмосфера отдает некоторой болезненностью, Gyossait, сегмент с "красным коридором" из игры SIlent Hill P.T. вызывающий тошноту и головную боль у человека который его упомянул».

Этот же вопрос задал В.Ф. – программисту, долго и опытно общающемуся с разработчиками компьютерных игр. Его ответ:

«Вангеры – эпилепсия, Sublustrum – паранойя, «Тургор» – шизофрения».

Вероятно, уже существуют серьезные психоаналитические исследования структур компьютерных игр. Я играл в доисторические игры типа Монти, Болдер Даша, в самом начале 90-х, затем отвернулся и не наблюдал, что происходило в этой сфере. А в этой сфере происходил рост и разнообразие, вполне себе сравнимое с развитием художественной литературы. И сейчас, листая описания игр, чувствую себя беспомощным, иностранцем, случайно зашедшим на чужое пиршество. Тургор – гигантская среда, в которой идет заполнение цветами. Ощущения цветов, как у Ч. практически. Пурпур – цвет ярости, янтарь – цвет буйства, изумруд – цвет спокойствия. Нужно выйти из Промежутка – тяжелого мира в Тургор, заполнив сердца цветом и взяв с собой одну из Сестер. Там девять Сестер, 22 пасхальных яйца и дикая мешанина всевозможного фэнтези, японской мифологии, аниме, и остальной активной современности.

Интересно было бы послушать беседы психиатров с молодыми пациентами, жителями Промежутков или их аналогов. Ведь психиатры в тотальном большинстве не владеют должным сленгом, не представляют и близко величия виртуальных вселенных. Беседа будет сводиться к паттернам, шаблонам шизоидных категорий, с быстрым отбрасыванием ненужных деталей, пасхальных яиц и хроматических озарений.

Были бы сейчас силы, написал бы художественный текст о психиатрии будущего, в котором каждая развитая больница содержит отдел виртуальных интоксикаций, врачи разбираются на экспертном уровне в игровой архитектуре, поставках алмазов в астральные миры, мегаквестах крайних локаций. В больницах введен дозированный доступ к виртуальной реальности, арт-терапевты внимательно изучают живопись пациентов, пытаясь локализовать инфицированные зоны, уловить, какие уровни игр изображены. Вводится общий запрет на определенные игры, их распространение рассматривается как инфекция, приравнивается в юридическом смысле к наркоторговле. Вероятно, подобных текстов уже немало, они повествуют о новых проблемах старого сознания, предчувствуют и предвещают рассвет красного мира.

Провел в Мумбаи два дня, пообщался с математиками из TIFR. Рассказал об идеях хищных и жидких реальностей, самопоедающих, склеивающихся.

Обратная дорога оказалась чудесной. Не было облаков, весь полет над центральной Индией оказался прозрачным, чистым. Я смотрел на реки, изгибы, дома на тысячах километров. Первый раз видел Индию так, сверху, долго, ясно. Карта как спокойный организм, с банканади, с внутренними озерами, городами.

Смотрел на реки-изгибы центральной Индии, ждал, когда наступит Север, появятся горные вершины, летел домой. Дом на севере Индии, где меня ждет семья, в Равинагаре.

Страшный сон постмодерна – существование глубинных связей между явлениями, которые на поверхности выглядят как хаос.

Просидел ночь в индийской тишине. Когда тьма сошла, показался зимний туман, просторы, редкие утренние птицы. Там уже Пакистан, а рядом интересная секта за огромным забором. Зимой приходится закутываться в куртки и одеяла, ночью на улице холодно, а никакой системы центрального отопления не существует.

Перечитал лекции Юнга по шизофрении. Он выставляет крайне интересные тезисы.

Шизофрения – это раскол, рассыпание, подрыв психики, землетрясение, охлаждение вселенной.

«Феноменология сновидения и феноменология шизофрении почти идентичны; небольшое отличие заключается в том, что сновидение протекает во время нормального сна, тогда как шизофрения тревожит человека в бодрствующем или сознательном состоянии.»

«Шизофрения, в частности, богата коллективными символами, у неврозов их значительно меньше, ибо, за редким исключением, для них характерно преобладание личностной психологии. Тот факт, что шизофрения взрывает основы психики, объясняет обилие коллективных символов, поскольку именно из этого материала состоят базовые структуры личности».

Далее Юнг блуждает вокруг определенной идеи интоксикации, но не решается ее высказать. На моем языке это – интоксикация праузорами. Сознание становится домиком для праузоров, которые проявляют себя как глубинные узоры с разрывами.

Сознание рвется там, где это нужно праузору для полноценного существования. Из сознания вылепливается нужная поверхность.

В КШ отмечены три вида загрязненности: 

1) Анавамала (прирожденное неведение) 

2) Кармамала (неограниченность желания) 

3) Майямала (психофизическая ограниченность) - «я» сковано, наделено обособлением, определенностью, страстью и привязанностью, временной и информационной обусловленностью.

Интересно, что в КШ отмечаются также методы (упайи) очищения: крийопайя (действие, часто – чтение мантр), манопайя (тренировка ума), иччхапайя (тренировка воли), анупайя (благодать).

Начинает казаться, что тот вопрос об источнике классификаций: из наблюдений или из симметрий, – несколько неверно поставлен. Абхинавагупта приводит семь танцевальных категорий. Шесть гхаргхар, десять драм Натьяшастры. Столько-то типов того-то. Кажется, здесь движение идет из общих принципов симметрий, а под них подводится наблюдение. И принципы симметрий – это санскритский алфавит. Переходы зачастую невидны, скрыты или потеряны. Где скрываются ряды-варги санскритского алфавита в классификации музыкальных инструментов, снов, игр, форм или бхутов – вряд ли можно просто разглядеть. Но они где-то спрятаны. И если за спиной чувствуется дыхание правильной симметрии, можно начинать уверенно выстраивать классификацию из наблюдений. Для индийской метафизики, метареальности, алфавит санскрита и является тем хранилищем универсальных принципов, используемых природой для создания сложности.

Если будешь хорошо чувствовать строение санскритского алфавита, сможешь разобраться в конфигурациях шизофренических узоров или увидеть место, где сливается «мягкость» и «естественность»? Надо слишком хорошо чувствовать алфавит, тогда да, иначе нет. Сложно поверить, что владение санскритом может помочь расклассифицировать насекомых определенной окраски. Расклассифицировать формальные грамматики или искусственные языки – может быть, на крайний случай типы мутации текста-кода, но не элемент дикой природы ведь. А элемент дикой природы мог развиваться также как грамматика, из начальных универсальных принципов набора сложности, из звуков, знаков, склеек. Формирование редкого жука и формирование исключительной грамматической формы глагола могут быть одним процессом, записанным в несколько разных красках и отношениях.

С Олегом мы не общались лет тринадцать. Раньше дружили, обсуждали ощущения, а затем жизнь разошлась, я уехал на год в Индию, а когда вернулся, Олег уже жил где-то далеко. Ни от него самого не слышал ничего все эти годы, ни от общих знакомых.

Одним осенним днем получил письмо от Олега. Он нашел меня, написал, спросил как дела. Мы начали переписываться. И Олег рассказал свою историю.

— В апреле 2002-го мы с приятелем решили посмотреть «Малхолланд Драйв».

Они пошли в кинотеатр на премьеру «Малхолланд Драйва» Линча. Из этого события вытягивается вся история. Внутри истории три попадания в психиатрическую больницу, причем одно из них с вязками, тяжелыми взаимоотношениями с медперсоналом.

Естественно, я попросил Олега рассказать всю историю, и как можно подробнее.

После кинотеатра они зашли в бар, где познакомились с девушками, но к этим девушкам вскоре пришли их парни, случился конфликт, Олега побили. Этот бар связывается с баром из фильма, за которым сидит чудище, контролирующее онтологический синий кубик. Но первый эпизод случился через полгода. Олег снимал квартиру у одной женщины – учительницы музыки. Отец женщины был музыкантом, он пытался создать идеальную форму скрипки. Женщина показывала Олегу наброски, фотографии, подробно объясняла скрипичные темы. Именно на этой квартире случился эпизод, в октябре 2002-го года. Три бессонных ночи, после которых сознание поплыло. Почувствовалась опасность, исходящая от радиоприемника, послышались голоса.

Еще случился Норд-Ост – захват почти тысячи заложников на Дубровке. Олег собирался посетить этот мюзикл, а когда узнал о происшедшем там, соединил со своими переживаниями.

Все связалось в единый символический клубок: Малхолланд Драйв, идеальная форма скрипки, Дубровка.

Причем там была Дубровка, я не очень понял. Видимо, появилось чувство рассыпающегося мира, и именно в те дни случилась Дубровка. Теракт стал фоном символической игры, разрушающей мир. Момент объективизации: рвется не только внутреннее, но и внешнее.

Олег сказал, что больница по ощущениям близка к мультику «Будет ласковый дождь». Миндалевидное тело, подушка с выпавшими перьями. Ритмы протыкают голову.

Прошло время, Олег устроился на работу, начал вполне организовывать быт. Были конфликты на работе, но не очень серьезные, скорее эпизодические, легкие. В один день он послушал музыку Пинк Флойд, фраза «take up thy stethoscope and walk» показалась руководством к действию. Подбери свой стетоскоп и иди. Олег взял стетоскоп, перочинный нож, два мобильных, собаку, и пошел гулять по городу. Это был решительный и интересный выход в пульсирующий смыслами мир. Захотелось пройтись к старой квартире, которую снимал когда-то. А это час прогулки. Там уже все сменилось, квартиру сдали другой семье. Олег захотел посмотреть, как расставлена мебель, позвонил в дверь. Открыла девушка. Олег спросил, может ли зайти внутрь, посмотреть расстановку мебели, объяснил, что когда-то здесь жил, у него ностальгия по тому времени. Девушка вызвала милицию, и вскоре Олег оказался в обезьяннике. Там записали, что он пытался взломать дверь, а дальше приехали санитары. Так он попал в больницу второй раз.

В больнице Олег в шутку решил померяться силой с соседом по палате, побороться с ним. Санитары расценили это как акт агрессии и связали его. Так он попал в вязки, с капельницей, со всеми радостями. Он рассказывал о похищении и преобразовании. Вычистить ничего нельзя, можно похитить и преобразовать.

Недавно узнал, что Олег снова попал в больницу, пробыл там почти два месяца. «Пешком на кладбище ходил многократно» – это он обозначил как причину. В его рассказах важное место занимает пространство. Он много внимания уделяет расстояниям, местам, четко обозначает, где был, как далеко и как часто. «Пешком на кладбище ходил многократно» не может быть причиной, если только это не сложная символическая схема. Кладбище – далеко не только пространство мертвых людей, но и знаковая точка внутренней географии, пешком – далеко не только «одиноко», «не торопясь», «далеко». Многократно – ритм, вероятно, тот самый, что протыкал голову.

Олег как-то раз рассказал, как у него украли мобильный телефон. Это произошло в 504 метрах от дома и через пятнадцать минут после того, как он удалил из списка один номер. С номером удалился и сам телефон. И что интересно, Олег связывает пропажу телефона с одним непонятным праздником. Он устроился на работу, и там фирма решила организовать отдых для сотрудников – поездку за город, с шашлыками и непринужденной атмосферой. Поехали, сделали непонятный праздник отдыха и легкости. В общем, ничего там особенного не произошло, и не должно было произойти. Ничего явно особенного, но непонятный праздник является знаковым событием, флажком на внутренней карте. Этот праздник – пиршество во время рассыпания мира, подобно вечеринке в финале «Малхолланд Драйва», где всем хорошо и весело, кроме главной героини – ей так плохо, как только может быть.

Я попросил Олега пересмотреть «Малхолланд Драйв» спустя 13 с лишним лет и рассказать о впечатлениях, о своем восприятии символов.

«Есть какой-то страшный демиург, который делает страшные вещи, типа синей коробочки и синего ключика, длинного. Его боится мужик который видит его во сне. Аллюзия к тому что чего боишься, то и случается. 2 времени. То есть то что происходит после клуба это прошлое Камиллы и Дайаны. Можно анализировать что Бетти и Дайану играет одна актриса, можно не анализировать, но я думаю что это несущественно, просто еще одна находка. Так же как анализировать кто подаёт кофе в той закусочной. Мне другое непонятно. Маленький синий ключ. Это символ возмездия какой-то получается. Ковбой очень колоритный. И владеет приёмами энэлпэ. НЛП. Не знаю стоит ли анализировать цифры 17, 12. В целом сейчас я того катарсиса не испытал, что тогда был. Ну и конечно тезис что любовь зла, и ревность, может довести до чего угодно, как до убийства, так и до самоубийства. Камилла в этом случае выживает, так как любят ее. Я конечно слишком примитивно рассматриваю фильм. Сцена с кофе эспрессо - очень сильная, но как раз ее я очень часто видел, чтобы уже не ужасаться. Я думаю все-таки не надо отождествлять Бетти и Дайану. Клуб Силенсио для чего был нужен, если только для передачи синей коробочки, то это одно, если еще как выступление плакальщицы, это другое».

Олег не обратил внимания на ту вечеринку в конце фильма. Мне было крайне интересно, отметит ли он ее. Не отметил. И хорошо.

Итак, сформулирую еще раз, возможно, произнесу нечто новое. Есть общие принципы организации сложности, видимые как в абстрактных пространствах, культурных объектах, так и в бредоподобных структурах. Эти принципы – праузоры. Узор – реализация, отпечаток, след праузора.

Гибсон говорит о глобальной сети как о коллективной галлюцинации. Социальные сети же вполне могут смотреться как коллективный фрактальный орнамент – хранитель общего параноидального ритма. Человеческий фашизм вездесущ, он пытается выстраивать иерархии даже внутри фрактального орнамента коллективной галлюцинации. Глубинные узоры с разрывами никак не вписываются в этот чарующий подвижный праздник. Хотя бы потому, что они несут усталость. Тяжело копаться в чужих глубинных узорах, тяжело их цитировать, ведь цитата являет собой перенос фрагмента в новый контекст. Там, где структура выстроена глубинным узором, трудно выделять и вырывать фрагменты: следующий уровень строится на предыдущем, вырванный фрагмент без подробного описания предыдущих стадий может выглядеть как бессодержательность. Читатель-зритель устает от путешествия внутрь узора, этот материал трудно цитировать, трудно вставлять в другие структуры – у него свой ритм, своя поверхность существования, новый контекст редко может его принять.

Глубинный узор растет внутрь, тщательно склеивая паттерны. Когда присутствует качественная склейка, становится невозможным перестановка фрагментов. В отличие от стыковки.

Для полноценной склейки необходим благоприятный контекст-ландшафт, а сложные склейки структуры имеют «память» – используют предыдущие склейки, проведенные на более поверхностных уровнях.

Герой превращается в утку, чтобы спрятаться от колдуна, не дать проникнуть в свои мысли, спрятаться от мира вообще.

Здесь я должен коснуться понятия запредельности – теории, которую развиваю в математическом контексте много лет. Берроуз в «Призрачном шансе» говорит: «Наблюдай за наблюдаемым наблюдателем». Множество авторов, прозаиков, психиатров, используют метафоры наблюдения за наблюдением как дорожку, ведущую в бесконечность.

Если лампу направить на лампу, лампу направить на лампу, направленную на лампу… Сделать намек о намеке, намек о намеке о намеке. Получить вложенную дорожку из шизофренических посланий, метатекстовых структур. Проявится тошнота, заложенная как реакция на бесконечность. Один из кошмаров, который приходит в стерильной комнате – осознание отсутствия вложенных дорожек и естественной тошноты. Да и этот кошмар – не кошмар, а тоже нечто слепленное из клеток из Ничто.

Теория запредельности строится на двух шагах-процессах. Первое – это взятие универсального наблюдателя. Пусть у нас есть цепочка вложенных посланий. Надо взять универсальное – вложенное во всю цепочку. Пусть у нас есть цепочка наблюдателей. Надо взять универсального, который наблюдает за всеми остальными наблюдателями. В математике это делается с помощью пределов, пересечений, объединений. Второе – совершение следующего шага, обнаружение следующего наблюдателя. Важный момент – понять, что следующий может не быть тем первым универсальным наблюдателем, а может быть кем-то «дальше». Стабилизация цепочки – состояние, при котором следующий шаг ничего не меняет. Мы взяли следующего наблюдателя, но он оказался идентичен тому, что у нас было. Мы можем дальше брать наблюдателей, ничего не изменится, наша система стабилизировалась.

Благодаря «абстрактной чепухе», нашей замечательной теории категорий, универсальные наблюдатели существуют, следующие и послеследующие шаги можно сделать практически всегда, а там, где их нельзя сделать, корректируется категория, чтобы все шло гладко.

Машины, прикрепленные к потолку – это средства для работы «за первой бесконечностью». Этот потолок может существовать не наверху, а внутри – как ощущаемый внутренний предел.

За бесконечностью можно спрятаться от власти привычных симметрий.

Если «за бесконечностью» бомбанет, что почувствуется в конечном мире? Могут не услышать.

Появляется идея скрытой колонии.

В топологии часто возникают вторичные, третичные теории и инварианты. Последовательность реальностей, в которой следующая хорошо определена лишь при условии рассыпания предыдущей. Системы вложенных контекстов. Общая картинка может быть крайне некрасивой, состоящей из цепочек диаграмм, узлы которых лежат в других диаграммах, и так далее. Подобное появляется в теории категорий. Высшие категории (выше 2-категорий) – не очень хорошо определенные формы, но они вполне начинают работать при дополнительных условиях. Композиционные гомотопические инварианты типа скобок Тоды, произведений Масси, мю-инвариантов линков – все это красиво и корректно при условии рассыпания предыдущих уровней.

Это крайне мешающая и раздражающая иерархия. Что будет, если ее свергнуть? Делез-Гваттари уничтожали генерала Фрейда – хранителя психоаналитических деревьев, репрессивных методов, выстраивая ризому внутри новой структуры и новую структуру внутри ризомы. Так можно взять раздражающую иерархию вторичностей-третичностей и размазать ее на подходящей поверхности, если же она совсем не рисуется на поверхности, вдавить ее туда силой, пусть болтаются разорванные куски, нитки, клетки.

Надежда здесь есть. Возможно, эти проблемы возникают из-за отсутствия приемлемых языковых структур. И если подходящие структуры будут найдены, вся иерархия вполне запишется концептуально, компактно, содержательно, без предположения какого либо рассыпания.

Запредельная топология работает со структурами, не игнорирующими иерархию, а находящимися за ней, за всеми облаками. Ценность и хрупкость концепций видна. Практически невозможно их вырвать из контекста, вклеить в другое место, процитировать в отрыве от изначальной конструкции.

Мы работаем с множественной нерасщепимостью. Каждое насильственное расщепление структуры приведет к нарушению всего узора или даже потере смысла. Как машины, прикрепленные к потолку, так и машины, бегающие по структуре и контролирующие склейки – несут в себе тщательность, скрупулезность, трепет. Слово «машина» звучит как нечто репрессивное, но здесь не так.

Есть еще «жители». Представьте себе, что тот уровень, на котором мы можем четко видеть узоры и осознавать их структуру, является скрытым, спрятанным внутри другого уровня. А на том большом уровне наши узоры видны, но не как у нас, а лишь своими вторичными следами. Мы можем видеть их как регулярные рельефы, но наверх они поднимаются крайне небрежно. Или же у нас они выглядят как четкие строгие корни, скрепляющие широкое пространство, а наверху – как хаотичные ростки. Тот самый страшный сон постмодерна.

Откуда у меня эта книга – не помню точно. Кажется, кто-то привез из Индии лет десять назад. В то время собирал все материалы по индийским янтрам, перечитывал сборник «Mandalas and yantras in the Hindu tradition», фотографировал соответствующие храмы и алтари, раскладывал янтры как «карты путешествий», «домики для блуждающих алфавитов». Кстати, относительно чхоммаа. Спросил друзей-знакомых, как бы они сопоставили «запад-восток-север-юг» с левой-правой бровью, кончиком носа и шеей. Подавляющее большинство ответило «запад – левая бровь», «восток – правая бровь», «нос – север», «шея – юг». Как помним в чхоммаа, все так, только с разворотом на восток. Наши люди мыслят себя смотрящими на север. С детства видят географические карты с севером вверху, с востоком справа и западом слева. В янтрах тоже есть «запад-восток-север-юг», и восток, если плоско смотреть на картинку, находится именно наверху.

На тему сторон света интересно посмотреть карты внутренних озер и рек бенгальской сахаджии. Озера четыре, казалось бы, можно их расположить по сторонам света и задать нужную символику. Но река вытягивается снизу вверх, соединяет озера по своему течению. А стороны света проявляются в другой карте: райских деревень (граама). В центре располагается Сахаджпур, на юге от него Чиданандапур, на западе – Калинда-калика, на севере – Анандапур-грама, на востоке – Садананда-грама. Эти деревни – аспекты блаженства.

Пролистывая множественные изображения янтр и мандал, цепляешься за бхадрамандалы – самые сложные на вид квадратные таблички, заполненные квадратиками. Ясно, что код. Похоже на культуру майнкрафта. В упомянутом сборнике есть статья Г. Бюхнеманн о мандалах ритуалов Смарты, со словариком – как рисуется луна, рептилия, цепочка, фаллос. Рептилия, закодированная кубиками.

Возвращаюсь к книге. Желтая брошюра Матрикаянтрарахасьям (секреты янтр Матрик), изданная в Панипате. Во введении говорится, что автор посвятил двенадцать лет созданию соответствий, и в этой книге они представлены. Автор – уважаемый учитель одной из южных сект.

А. Рембо окрашивал гласные в цвета: «А – черный, Е – белый, И – красный, У – зеленый, О – синий». Следом и А. Белый: «А – белый, Е – желто-зеленый, И – синий, У – черный, О – ярко-оранжевый». А автор Матрикаянтрарахасьям нарисовал весь санскритский алфавит, представил за двенадцать лет медитаций 51 картинку.

Попробовал найти явный перевод, закономерности по санскритским рядам. Ничего не получилось. Знаковая система крайне нетривиальна. Наложенные друг на друга разноцветные круги, треугольники, квадраты, волны, помещенные в домик север-восток-юг-запад. Например.

Ка(м) – Квадрат с желтым верхом и коричневым низом, на который наложены включающие друг друга мужские треугольники: зеленый и коричневый. Внутри желтый круг с женским треугольником. Внизу еще желтый сегмент.

Кха(м) – Желтый прямоугольник, два полукруга. Большой женский коричневый треугольник, внутри которого расположен желтый круг.

Га(м), Гха(м), … - множество фигур, склеенных, наложенных, разноцветных, выверенных.

Единственная догадка. Вероятно, автор смотрел на соответствующую букву, как на широкую категорию, выписывал «присущее», представлял цвета и формы «присущего» раздельно и регулярно, а затем склеивал полученный набор из принципов общей художественной гармонии.

Просмотрев множество материалов на темы близких янтр, нигде не нашел схожих изображений. Видимо, автор долго и тщательно создавал свою знаковую систему, прислушиваясь к «устройству вообще». Любопытно было бы взглянуть, как это используется в Матрика Ньясе и как это работает. Захотелось поехать в этот ашрам и поговорить с адептами на тему столь самобытной системы. На юге тепло и красочно.

12 декабря мне прислали электронную версию книги Дж. Кафки «Множественная реальность в клинической практике». В 2008-м году купил эту книгу в подвальном магазине, думал взять ее с собой в бенгальскую поездку. Прочел лишь главный тезис из предисловия «психика – это и есть время», заехал в гости к Ю.В.М. и оставил ему эту книгу.

Спустя годы снова открыл этот текст. Абстрактная психиатрия. По мере чтения удивлялся все больше, насколько рассматриваемые в книге вопросы близки к вопросам этого моего текста. Кафка также представляет критику «двойного послания», копается в физических теориях, работах Геделя. Метод Кафки – цепляние за узор, цепляние за аномальную шероховатость.

Кафка из того поколения психиатров, что имели возможность официально работать с психотропными препаратами, имели возможность трогать шизоидное тело руками. Сейчас ведь немыслимо, чтобы вместо аминазиновых инъекций пациентам в пижамах медсестры давали ЛСД. Не погрузить сознание в вату, а вынуть оттуда, дать сознанию самому поразбираться с уровнями галлюцинаций, фобиями, с самим собой.

Врач принимает ЛСД, чтобы наладить общение с пациентом, и начинает понимать физиогномику мебели. Пациенты стали воспринимать терапевтов по-другому, как побывавших «там», как ощутивших распад вещей. Итоговые выводы терапевтов о ЛСД-состояниях: распад логических категорий, многомерность переживаний, размывание границ между одушевленным и неодушевленным, значение физиогномики предметов, и как следствие, нужно поменьше задавать вопросов типа «или .. или», «курица или рыба», «есть два стула…»?

Реальность становится мягкой, деформируемой волей. Вместе со всеми деформируются «и», «или», «следовательно», modus ponens, логика. С предметов спадают маски, обнажаются их причины, поэтому и размывается граница между одушевленным и неодушевленным. У человеческого взгляда и у ковра может быть один цвет.

История Дороти Л. – центральная история работы Кафки. Как история Джулии у Лейнга. Из случая Дороти автор выводит извращенную двойную ловушку – корректировку концепции бейтсоновского двойного послания. Дороти и Джулия ведут своих врачей по символическим лабиринтам, а тем ничего не остается, как доверчиво плестись за своими сложными подругами.

Почему они не приходят к обобщенному двойному посланию, в котором источником-собеседником оказывается не человек, а мир вообще? К противоречивым метакоммуникациям, моментальной проповеди чистоты-нечистоты, целомудрия-разврата, верности-предательства. Противоречивые послания могут закладывать основу метода борьбы с агрессивной идеей, с подавлением, фашизмом, лицемерием. Взрослый человек, уставший от внешнего давления, начинает играть в шизофрению – опровергать себя, рассыпаться перед обществом и собой, рыть символический ров, в котором можно безопасно существовать: как только его распознают, он сам себя опровергнет.

Первый шизофренический эпизод Дороти произошел вскоре после ее поступления в женский армейский отряд. Она на глазах офицера проглотила лекарство, предназначенное для ухода за кожей. Дальнейший ее путь – рисование глубинного узора, сотканного из гротескных витков, презрения к своему телу, грязи-чистоты. Этот узор – новый дом, убежище, способное защитить от любого порядка. Когда за вами придет офицер, глотайте у него на глазах крем для кожи – его методы испарятся на глазах, его аргументы потеряют силу, его порядок рассыплется на крохотные осколки, в его мире кремом для кожи мажут кожу, к иному он не готов.

Дороти рассказывает об инсулине, выходящем через волосы, о мастурбации как причине безумия, о чувстве разрыва и вины, создает идеальную шизофрению – большой сложный замок с символическими окнами и лестницами. Дороти – умная, образованная женщина, вполне осознающая силу перформативного поедания крема для кожи.

Самым важным моментом, который я извлек из текста Кафки, является узнавание Хайди. Незадолго до психотического эпизода, Дороти показалось, что медсестра – блондинка, говорившая с иностранным акцентом, – это девочка-сирота Хайди, живущая в горах – персонаж популярной детской книги. Кафка называет явление узнавание «субъективной эквивалентностью», указывает, что близкая концепция рассматривалась у Г. Клювера и называлась «методом эквивалентных стимулов». Может быть, на этом вопрос о человеке-утке можно закрыть? О, нет.

Случай Дороти – это слишком идеальная шизофрения, шизофреничная шизофрения, шизофрения во всем, во всех паттернах и углах сознания, позволяющая строить многие гипотезы, цепляться за многогранные тени узора. Дороти вымыла, вычистила свое тело, подготовила его вместе с сознанием для впускания шизофрении, а затем пригласила узор в крем, съела. Прастанава-амукхи ритуального театра по Литтлвуду.

Настало время представить Игоря. Он молча читал этот текст, как и вы. С Игорем мы познакомились в психиатрической больнице. Это сложный человек.

Игорь попросил как угодно, метафорично, символически, хитро, обрисовать общую схему, о которой мне хочется рассказать.

Сообщить о существовании тайного комитета – сообщить о своей шизофрении.

Итак, есть Комитет. Есть карта. Комитет занимается производством карты и считает карту своим «великим проектом». Можно было бы сказать, что Комитет – это оккультная система, но это не совсем так. В этой точке раскрылись схемы (мета)коммуникаций. Представьте себе, что вы заходите в подвал, заполненный тухлыми запахами, гнилью, и видите там множество труб-трубочек, бесконечную канализацию–- переплетенные выходы-входы (на это тоже можно смотреть как на бесконечный текст). И видите себя там маленькой трубочкой-штрихом. Но эта система связок очень гибка, если вырезать из нее кусок, она не порушится нисколько, она сразу же спаяется оптимальным образом. И вырывание вашей трубочки оттуда никто собственно не заметит. Это гигантская карта, по мощи превосходящая гугл мэпс в миллиарды раз, включающая в себя не только географию, но и метки явлений. Она содержит культуру, болезни, идеи. Климатическая, политическая, температурная карта, но все в одной плоскости, в одном листе. Оттуда можно спокойно уйти. 

Картографы каждое мгновение печатают и усложняют карту (мета)коммуникаций. Воли не хватает, чтобы стереть свой штрих. Это «оттуда можно спокойно уйти» выше человеческой воли. Картографы, создающие страх, сами боятся, сами трясутся от того, что делают. Там весь фашизм довольно странен. Там нет четкой иерархии, но есть множественные возможности создавать иерархии. Воля направляется и создает (локальную) иерархию. Если в системе (мета)коммуникаций кому-то хочется возвыситься над остальным участком, выбрать себе вассалов, это делается быстро и спокойно. Бесконечная канализация нисколько не противится такому. Прикол в том, что вся эта система не устает. Она может ветвиться, рваться, склеиваться без потери своей энергии. Такого, кажется, не может быть. Вероятно, она питается чем-то. Вероятно, она питается страхом. 

То, что принято называть архетипами, на карте выглядит как климатические зоны. Есть разные способы ввести метрику на карте и построить геодезические.

Игорь предложил сделать компьютерную игру Комитет, построенную по данному сюжету. Карта строится на страхе. Карта плоская, но содержит в себе информацию о вместилищах, о подводных течениях, об андеграунде, скрытой культуре. С Комитетом можно входить в конфликт лишь имея незнакомую ему знаковую систему. Все привычные паттерны находятся на уже напечатанной карте, их нельзя использовать.

Игра начинается с того, что вас приглашают на прием к Регистратору – уважаемому улыбающемуся человеку, который объясняет вам права и обязанности. Прав много, больше, чем было раньше, благ и комфорта тоже много. Обязанность одна: добросовестно работать картографом, печатать карту.

Хитрость Комитета. Страх, присутствующий в карте, начинает давать наслаждение. Картографы пугают остальных, пугаются сами, привыкают и не могут этого не делать. Бояться – это наслаждаться для них. Они выстраивают публицистику из цитат и легких параноидальных комментариев, окрашивая пространство текста страхом.

Можно сказать Регистратору, что карта уже создана в великих масштабах, и что ваш вклад вряд ли может стать существенным. Он на это ответит, что существенного вклада и не требуется, и даже если вы поставите на карте малозаметную точку, это тоже будет вклад. А активистов и тружеников у них и без вас хватает.

Тем, у кого возникает внутреннее желание выйти из Комитета, надо как-то общаться, но это невозможно делать на доступных языках. Какое-то время в американских тюрьмах заключенные начали распространять мексиканский язык науатл и общаться на нем в обход понимания надсмотрщиков. Дело просекли и запретили общаться на науатле тюрьмах. Выстраивание нового языка (может быть, комитетчики не знакомы с кашмирскими тайными знаковыми системами chommaa?) – первая задача игры. Надо научиться общаться с сомневающимися картографами, и сделать это, не вызвав сомнений у остальных. Методы создания искусственных языков, как правило, известны Комитету. После создания подпольного сообщества можно начать действовать – рыть глубинный узор. Это должно происходить на глазах у всех картографов, должно вписываться в привычный ритм работы. После создания внутреннего узора, который невозможно нанести на карту, появится возможно в него уйти, убежать на следующий уровень.

Первый комментарий Игоря:

«Верно понимаю, что Комитет – это метафорическое изображение фашизма глобального мира, а карта – это информационное пространство? Ты говоришь о создании сложности, которую нельзя моментально поглотить, которая в состоянии задержать на небольшое время действие страха. Пока страх будет справляться со сложностью, ты будешь рыть узор. Так?»

Роза, одуванчик, ромашка. Пространство как психика. Эти три цветка я привел ради проявления различия. У них очень разная структура. Узор, уходящий внутрь – это роза. Лепестки розы закрывают друг друга, прилегают друг к другу. Можно попросить разрешения в свободное от работы время сажать цветы. Конфигурации цветов будут считываться. Чтобы ты в расположении цветов не закодировал текст. Но выбор цветов могут не суметь интерпретировать. Чем больше метафорического, тем им сложнее распознавать. Если войдешь в определенный миф, узоры примут сознание и волю, если войдешь в иной миф, узоры предстанут как орнаменты на обоях и коврах. Двери открыты. Раскроются магические коробки – источники миллионов художественных сюжетов, на легкий взгляд не похожих друг на друга. Узорчатые психоделии, шаманские картины Пабло Амаринго, красочные кишки, намотанные на пространство связей. Видимо, Пабло чувствовал, что узора много, а пространства мало, надо его туда ввести сжатым образом – получались кишки.

У меня есть один друг – визионер. Он рассказал об эпизоде общения с сущностями. Сущности ему пообещали свою дружбу, но поставили одно единственное условие: что он не будет с ними общаться метафорами.

Игорь спросил, если выбирать уже готовый язык, на каком бы я попробовал пообщаться с сомневающимися картографами. Ответил, что на языке балтийских цыган. У цыганского языка нет алфавита, он работает с алфавитом той местности, в которую приходит. Нет ни гематрий, ни стройных варг, ни иероглифов. Но есть грамматика. Грамматика не независимая, полученная как смесь грамматик мест, через которые язык проходил. Пока не понимаю роли и природы магических коробок, разбросанных по и под картой. То ли их делают сами картографы, то ли они предстают явлениями иной природы. Можно последовать за Леви-Строссом, за его структурной антропологией и попробовать продать Гитлеру дерматиновые куртки и тяжелые наркотики.

Второй комментарий Игоря:

«Ты можешь ухаживать за розами у всех на виду, напевать цыганские песни. Петь о свободе, лошадях. Верно понимаю, что человеческой воли не хватает, чтобы преодолеть страх и перестать печатать карту?»

Не хватает не только воли, но и видения причин. Печатать карту вполне приятно.

Когда карта становится частью карты, ты начинаешь видеть карту везде: в маршрутках, в музыкальных клипах, на стенах государственных учреждений. Ассоциации поврежденного пространства начинают двигаться. До того, как стал изучать узоры текстов из психиатрических больниц, смотрел на публицистику, чувствовал, что ее всю объединяет, но не мог произнести, что именно. Теперь могу, но это «могу» может оказаться действием АПП, кормом. Публицистика строится на страхе. Публицисты питаются страхом, наслаждаются страхом. Им приятно пугать и пугаться. Работают они в параноидно-фрактальном ритме, на цитатах, комментируя их страхом. Когда цитаты заканчиваются, они сами производят новый страх из себя, из ощущений, создают глину для новых цитат и страха.

Можно делать обычную публицистику. Копировать готовый кусок текста, выставлять его с комментарием страха. Цитата – страх – цитата – страх. Так и двигаться по фрактальному орнаменту, наслаждаясь страхом, и приучая остальных наслаждаться страхом. Появится нежное чувство фашизма. «Завоевание Мексики». Арто в Мексике искал магическую коробку, ту самую, что остается закрытой от людей, в которой содержатся запретные ритуалы и снадобья. Антонен таки реализовал свой ритуальный театр, но не на сцене, а в психиатрической больнице Иври-сюр-Сен.

В мае 40-го года гитлеровская армия вошла во Францию, освоилась там, поглотила новое пространство. Арто уже жил в психиатрических больницах, рыл символический ров. Бегством в символику он воевал с всемирным страхом. Настоящий шизофреник способен не заметить Гитлера на танке за окном, потому что он сам себе Гитлер, ему хватает внутренних соков. Наступит день яркой воли и одним жжением Гитлер превратится в утку, поплывет по пруду.

С этой точки ведь становятся понятен отчаянный крик некоторых больных во время психотических эпизодов. Как у Кафки Элеонора размазывает менструальную кровь по себе и стенам палаты. Состояние отчаяния. Ты ухаживал за розами, пел песни на цыганском, внимательно наблюдал за картографами вокруг, но не получил ответа.

Новое завоевание Мексики происходит людьми-деревьями – персонажами с древесной интоксикацией. Кажется на первый взгляд, что они не несут репрессий. На деле же, их репрессии мощны и коварны, и распространяются со скоростью современности.

В Зогаре рассматриваются различные лики зла: зло метафизическое, зло физическое, зло нравственное. При этом, указывается на действие зла: оно создает мир ложных связей. Ложные связи, явления, которые не связаны с изначальной бытийностью, подделки – плоды зла. Оно создает мир ложных связей…

Мир ложных связей склеивается с помощью страха. Его необходимо склеивать, иначе рассыплется из-за неестественности.

И осознаваемый кошмар. Карта побега, с которой начинается этот текст, карта внутренних озер, изгибающихся рек банканади, карта путешествия в Сахаджпур, карта дороги, соединяющей место непонятного праздника с домом, параноидная карта необходимости и карта комитета – вполне могут оказаться согласованными или включенными друг в друга. Вероятно, сущностно они различны, где произошел разрыв, позволивший реализовывать вклейки – неясно. Сопротивление страху «нецитируемыми узорами» дает хоть какое-то время.

Сказал Игорю, что мы совсем погрязли в метафоричности, что лучше вернуться на поверхность, обсудить содержание данной работы, на что он ответил, что такой язык ему понятнее, нежели перечисления незнакомых иностранных слов и попросил продолжить. На это ответил ему, что сам перестал понимать, где метафорическая картина реально осознаваемого структурного мира, а где художественная фантазия.

Третий комментарий Игоря:

«Утеря грани – зацепка, с которой можно работать. Если бы ты четко отделял осознаваемую структуру от фантазии, было бы неинтересно. Ты говоришь, по сути, что шизофрения – единственное доступное оружие против карты. Видимо, ты выстраиваешь карту как широкую метафору и сам добавляешь «комитет» как намек на шизофреничность. Если ты распознал «комитет», у тебя есть возможность рыть узор. В основном твои картографы не знают ни о существовании «комитета», ни даже о карте»

Как Отто рисует узор, сомневающийся картограф ищет кольцо Шакунталы, которое позволит вспомнить и раскрыть истинную природу. Каким будет в той природе имя блондинки-медсестры? Хайди? Определенно, там будет иной взгляд на волшебные преобразования.

Создание своей тайной знаковой системы, своего chommaa. Это может происходить интуитивно, аналитически, через сны, через общение, может занимать годы. Ключевые структуры могут проявляться в ночных медитациях, мистической графомании. Cловари, интерпретации, картинки. Общение с героями детских книг, с иллюстрациями. И спустя годы оказывается, что медсестра-блондинка правильно реагирует на знаковое послание. Ты спрашиваешь на тайном языке, как ее зовут, она отвечает, что Хайди. Ты откуда? Из горных мест. Она ответила теми знаками, которые могла знать лишь Хайди. И это эффект не просто эквивалентных стимулов, а существования тонкой метакоммуникации.

Рассказал Игорю фрагмент.

Песня эстонского оптимистичного человека из начала 80-х. Будет земля счастливой и молодой. Сегодня никуда от спорта не уйдешь, от спорта нет спасения. Это все звучит по телевизору. Я сижу, копаюсь в игрушках – солдатиках, картинках, мама подходит, - веселая, счастливая, берет меня за руки и говорит «давай танцевать». Мы танцуем под эту музыку, прославляющую спорт. Я не умею танцевать, просто радостно прыгаю на месте, держа ее за руки.

Комментарий Игоря:

«Что бы ты ни говорил, а психоанализ работает на тебе идеальным образом. Из тебя можно считывать потоки классического двойного послания. Интеллектуально одаренный гиперактивный ребенок, подорванный чередой невротических факторов: развод родителей, смерть дедушки, развал страны и привычной системы. Со всеми вытекающими комплексами. Тебе неприятно, когда к тебе начинают относиться как к характерному пациенту».

Ничего страшного. Я даже включу эти слова в текст, пусть будут. Игорь, ты похожее двойное послание у целого поколения можешь отыскать, устроить тотальный социальный психоанализ, можешь процесс лишения пионерских галстуков сравнить с кастрацией, разложить по Бейтсону или генералу Фрейду.

26 декабря отправились в Дели. При въезде в город раскрывается гигантская свалка. Дымящиеся груды мусора, парящие орлы, перемещающиеся по горам люди в шапках. И рядом дорога, соединяющая Дели с Севером, с кучей грузовиков. Там идет строительство новых дорог, мостов, развязок, но пока что их нет. Один маленький человек по своей неряшливости способен перекрыть поставки угля и пластмассовых вертолетиков на целый час.

У нас лопнуло колесо прямо там, в гуще, водитель развернул машину, перекрыл движение. Недовольные дальнобойщики начали негодовать, выкрикивать свои впечатления. Потом нас эвакуировали, отвезли в Камла Нагар, по дорогам с гигантскими курицами, убегающими от людей. Север Дели. Может быть, это самый грязный город мира – можно видеть воздух, чувствовать его глазами.

Едкий, разъедающий глаза и дыхание смог, потоки мочи под ногами, пробки по всем улицам: и большим, и малым, передвигающиеся люди и животные. И среди этого настоящая жизнь. Сам не понимаю, почему мне так хорошо в этих местах. Уникальный книжный магазин, с пыльными залежами редкой философской литературы. Закупился на холодную зиму: пару текстов по кашмирскому шиваизму, обзорные темы по катхакали и индийским танцевальным стилям, взял еще одну книгу Димока по бенгальским сектам кому-нибудь в подарок, книгу по тамильским альварам. Теперь можно отправляться в зиму. Интересные книги по кашмирским системам Матрика и Малини. Два символических взгляда на санскритский алфавит, проявленное-непроявленное, два способа кодировки, хранящих секреты тантрического мистицизма. Семь матерей (матрика) соответствуют семи рядам-варгам алфавита. Аварга (гласные) – Йогешвари, Каварга – Брахми, Чаварга – Махешвари, и далее. Аспекты активной женственности владеют группками букв, формируют активность вообще, реальность вообще, играя с алфавитом. Малини – нестандартная расстановка букв, а в переводе – женщина, носящая или надевающая гирлянду.

Наверняка есть скрытые варги, дополнительные ряды-слои в санскритском алфавите, которые не произносятся, не читаются, но памятуются адептами как невыносимые для привычного ума.

В Равинагаре нам хорошо. Не припомню места, где мог так спокойно отпускать детей гулять одних, без присмотра. Они ходят одни в магазин, здороваются «намасте», говорят «ек кенди, дханьявад», чем вызывают добрые улыбки продавцов и остальных покупателей. Сейчас холодно, можно не бояться змей, в августе так не получится. Дети бегают с сачками, ловят бабочек и богомолов, дружат с бенгальским мальчиком, находят общий язык. Прибегают домой, спрашивают, как сказать на бенгали «давай играть», «пойдем к нам», смеются, рассказывают, как их друг пытается говорить по-русски.

Тяжело было в ноябре. Из-за смога у детей начался кашель, пришлось ездить по местным врачам, принимать лекарства. Был вариант убежать, отсидеться в Джамму, но знающие друзья сказали, что там та же тема – горит весь Север. Мы впервые начали всерьез задумываться о переезде в место типа Ауровиля, на годы, о жизни в пространстве других отношений.

— В России же хорошо, когда мы вернемся?

Ваня спросил об этом не первый раз. Ответил ему, что вернемся, когда допишу корни этого текста. Затем он подходил день за днем, спрашивал, много ли еще работы. Я пытался перевести тему, показывал необычных птиц за окном, ярких попугайчиков, плавных орлов. У этого текста нет «скоро», это скоро может быть «сейчас». Мы вернемся сейчас и привезем с собой магические коробки с узорами.

Сказал Никилу, что восхищен хинди прозой. Ее нет. Но она вся выстроена на симметриях алфавита. Текст делится на зоны – взаимоотношения летающих алфавитов, активных сущностей, указывающих на единую жизнь. Мы выловим гухья-варги, скрытые ряды, в которых кодируется сложность узоров, концепции узорного рва, и поймем те самые универсальные принципы создания природного разнообразия, окраски, защиты и шизофрении.

Ну что, попробуем вскрыть одну из магических коробок? В ней точно не будет наставлений, как построить жизнь без фашизма, точно не будет бумаг с химическими соединениями. Моему уму тоже тревожно в предвкушении. Там могут оказаться новые машины, прикрепленные к потолку, или машины, ловящие склейки в тексте, или жесткое разоблачение мировой публицистики – факторы, указывающие на то, что публицистика везде одна и та же, и питается она страхом. Или компрометирующие материалы, показывающие сцены наслаждения людей страхом – рисунки скрытого икорного оргазма, который они испытывают от чтения жутких новостей. Оповещения оргазмических параноидальных стай, с внутренним ах, приятное послание от Комитета. Возможно, там калейдоскоп – трубка с зеркалами и мелкими разноцветными стеклышками. Калейдоскоп близок к динамической системе, формирующей хаос. Калейдоскопы делаются для увеселения людей, людям приятно смотреть на разноцветные орнаменты.

В одной из книг про секты Бирбхума приводится своеобразный экзамен для очередной инициации. Садхака закрывают с сангини в комнате на 7 часов 12 минут (18 данд), и все это время они должны там совершать майтхуну После 7 часов 12 минут входят представители сангхи, проверяют йони сангини на наличие спермы - если находят, то экзамен провален. При этом, сангини подтверждает, что все 7 часов 12 минут они совершали майтхуну, а не просто сидели пили чай. Насколько это обычная практика – непонятно. Попробовал найти описание этого экзамена в других источниках – не получилось.

Пурна Дас Баул говорит, что «баул» происходит от «байю» (воздух, дыхание), а «баул» как безумец тут ни при чем это неверная интерпретация. Баул – это типа тот, кто контролирует воздух во время садханы.

Контроль воздуха, а не безумие. Не безумец, не наслаждающийся реками, а тот, кто контролирует воздух. В коробке – воздушные фильтры? Чтобы можно было провести зиму в смоге, оставаясь на Севере?

Человек приезжает в Равинагар, чтобы записать текст, изложить свое понимание структуры, бреда, символизма, увязать это в некую общую картину благодаря введению абстрактного универсума. Затем раскрывается, что все витиеватые дорожки его рассуждений вполне шаблонны, они лежат внутри карты – континуума паттернов, контролируемых репрессивной машиной. Раскрывается ужас структурализма вообще, через послание от «структуры вообще». Структура вообще – комок пластилина, готовый к произвольным деформациям. Сопоставление грамматики с географией, с родовыми отношениями – часть спекулятивной работы «вообще». Это же крайний соблазн! Следуя связям грамматики санскрита с анатомией мистического тела, сакральной географией, возникает соблазн встроить «вообще» в карту. А леви-строссовские структурные антропологии, формулы вариаций мифа, таблицы формирований, сопоставлений иерархий психических взаимоотношений грамматическим структурам – это и есть работа картографов. Идея структуризации узоров бреда картографична в том числе. И очевидное отождествление «пространство=психика=грамматика» – стандартная часть карты.

Человек выстраивает свои машинки, чтобы выставить их как гротескные тела, как солдатиков символической армии. Оказывается, что момент фиксации гротескного тела принимается картой, поглощается, осваивается, солдатики начинают работать не в ту сторону. Любое его новое шевеление пакуется армией паттернов. Более того, есть ощущение действия завязывающегося узла, чем больше усилий прилагается к распутыванию узла, тем сильнее он завязывается. Таала – это и ритм, и замок одновременно. Все это делалось для неврастенических ощущений, экзистенциальных истерий, сотканных из той же субстанции, что и чернила для карты.

В магической коробке должны лежать гухья-варги, скрытые ряды алфавитов, которые позволяют думать о непроявленном в той же умственной активности, что и о природе вокруг. Или мутирующие коды, позволяющие выстраивать аномальные симметрии алфавита. То, что Малини строится на другом порядке – явный намек на возможности.

Вы собираетесь строить клеточные автоматы вроде конвеевской игры «Жизнь», моделирующие войну фрактальных орнаментов и глубинных узоров с разрывами? При определенных начальных условиях фрагмент сметается копированием, цитированием, встраиванием в бесконечный контекст, при других – фрагмент закапывается в глубину, делая себя неприемлемым для цитирования. При усталости фрагмент рвется. Будут и свои Эдемские сады, саламандры, бхадрамандалы. Кто-то посмотрит и скажет «страшно все это», напугает себя, получит удовольствие от страха.

Открываем коробку?

История скрытой театральной труппы, показывающей представления бхутам для предотвращения новых инфекций. В труппу входят люди, лишенные каких-либо визионерских и шаманских способностей, люди здоровой психики и тела. Они не видят, кому показывают, но на второй час представления чувствуют специфичный запах, который может быть чем угодно, от реакции зрителей, до распыленной спецслужбами уничтожающей смеси. Сегодня в заколдованных рощах новое представление.

Ликвидация таблиц прямого сопоставления. Таблиц, рисуемых в стандартных графических редакторах типа Excel. Никаких сопоставлений грамматики цыганского языка с торговлей наркотиками. На карте таблицы выглядят как окна с решетками.

Цыгане торгуют наркотиками. Цыган уже в раннем детстве понимает, что система метакоммуникаций большого мира – как бы мимо него, он в нее не сможет вшиться даже при сильном старании. Большой мир не сможет его принять, а если и сможет, то в один момент случится проявление провокационного кода, которое порушит созданную структуру. Внутри цыгана иное движение.

Одной из задач, поставленных перед картографами, явление нанесение локаций психоделических взрывов, волшебных превращений губернатора в утку и дяди в пискуна. Выстроенный провокационный код подводит к желанию создать excel-таблицу превращений, которая будет вклеена в карту.