Я знал Алину до того, как она стала мёртвой. Да, она была именно такой, как описано в тексте. Яркой, изрисованной, придавленной обстоятельствами.

А кто ей рассказал о Нике Лэнде?

Сейчас это уже неважно. Алина, действительно, производила впечатление.

Мы сидели с Алиной на кухне. Она приготовила чай, показала фотографии. Тёмное просвещение — неореакционный жест или тотальный троллинг? Неореакционный троллинг.

Запахи возникают в тексте почти в сотне мест, можно сказать, они населяют текст как персонажи. Герой воспринимает и пространство, и людей через запахи. Запахи шпал, угля и смолы (сразу после созерцания кладбища), запах кладбищенской земли, гнилой запах мертвой ласточки. Алина морщится от неприятных запахов и неоднократно указывает на запахи как на метод распознавания. Алина весьма брезглива. Она три дня моется, чтобы смыть ощущение мертвого запаха. Играя в мертвую, она не хочет пахнуть как мертвая. От Алины исходит нежный аромат, в котором она хочет оставаться. У нее особый интерес к парфюмерии. Приторно-сладкий запах Маши.... Кислый запах повсюду, даже от обуви. Запах варёных пельменей, запах разных квартир. Если герой появляется в новом пространстве, он фиксирует, как оно пахнет. Естественно, ведь он близорук как крот, он больше нюхает, чем смотрит.

Блудницы не имеют запахов! Блудницы описываются в деталях, но, в отличии от появляющихся ранее женщин, будь то Алина, Маша, или Ольга Германовна, они ничем не пахнут. Пространство, в которое заходит герой с блудницей, пахнет хлоркой, а сама она — ничем. Блудница Таня, после связи с героем, спрашивает его о цене на парфюм, и в этом вопросе чувствуется спрятанное, она словно хочет пахнуть как человек, готовится покрыть себя человеческим ароматом.

Но все эти игры являются прелюдией к предфинальной сцене, в которой запахи становятся явными метками слоев, дорожными указателями или даже пограничниками.

Линч в Твин Пиксе упоминает запах горелого машинного масла в связи со слоями. Либо, когда из слоев некто проникает, либо слои деформируются, некоторые особо чувствительные персонажи чувствуют запах горелого машинного масла. Во множестве сказок жители иных миров распознают человека по запаху, видеть не могут, а чуют присутствие. [Пока не забыл, оставлю ссылку. В статье В. Куперман, И. Зислин «Обоняние как инструмент визионера» приводятся примеры случаев клинической практики, связанных с обонянием как методом распознавания «иного».] Предфинальная сцена — пролистывание слоев, страниц, ритмов, перемещение по чистилищу.

Перечислять запахи, появляющиеся в предфинальной сцене, не буду. Возьмите и пройдите по этим кругам — это богатое пространство интерпретаций. Почему при пролистывании слоёв не осталось блудниц? Их там нет вообще, они проводили и зависли.

Еще в тексте под сотню коридоров. Коридор оказывается частой и естественной формой пространства, в котором существует герой. Мы мыслим коридор как нечто связывающее и мимолетное, зависнуть в коридоре — как застрять между слоями. Коридор — естественная метафора пограничного состояния, он соединяет внешнее и внутреннее. Ты уже не там, но еще не здесь.

Перед первым своим сексуальным актом герой выносит женщину на руках в коридор. Первый поцелуй с Алиной происходит в коридоре. Блудница ведет героя по коридору. Беззубый коридор как инициация.

Коридор — место настоящего темного, даже скорее мрачного просвещения. Для крота все пространство движения соткано из коридоров, в коридорах он познает и боится, ждет. Сумеречное ожидание, прислушивание, подглядывание за миром. Интересно склеить все представленное пространство в некую плотную телесность, отождествив все коридоры между собой. Пусть в тексте есть всего один коридор, и Юля, Алина и Таня проходят по нему. Один коридор, но разные режимы его прочтения, разные интенсивности мрака.

Коридор — свернутое в трубку, как газета, пространство, у которого по краям торчат разные грани данности. Данность «до» и «после». «До и после» сексуального опыта, инициации, просвещения, узнавания, ощущения жизни.

Детские игры в кладбище, как и в секретики, похороны насекомых, зарывание тряпочек и цветов — естественный детский оккультизм, присутствующий наряду с телесным познанием реальности. Наверняка вы лет в пять играли с соседской сельской девочкой, закрываясь в сарае и показывая друг другу скрытые части своего тела. Интуитивное оккультное познание так же естественно, как сексуальное. Возможно, это вообще одно и то же: попытка спросить мир о жизни и смерти. Взрослые занимаются тем же — уединенно показывают друг другу интимные части тел, прячут вещи, хоронят, боятся кладбищ, думают о смерти, только они умеют скрывать наивность и облекать свое существование во внешнюю серьёзность. Копнуть, как застывшую могилу, любого взрослого, из него польются потоки несусветной чуши, его познание покажется жалким и трусливым по сравнению с детскими играми. Ты становишься тем, в кого играешь в детстве, только с годами теряешь смелость.

А еще в детстве не осознается великий запрет на общение живых с мертвыми. Он приходит в понимание позже, вырастает как молчаливая серая стена, идущая до неба. Детское восприятие давится культурой, просвещением, социальными институтами, в результате остаётся то, что остаётся — далекий отклик игр и ощущений.

Герой присутствует на кладбище с детства. Сложно сказать, что он там делает. Присутствует. Возможно, отдыхает от коридоров.

Кладбище довольно бесформенно. У него нет четкости и границ, оно бесконечно, над ним другое небо.

Противостояние нового и старого кладбища происходит повсюду, практически в любом городе. На множестве уровней: распределения мест, плетущихся лабиринтов, узористостей. Вы настолько привыкаете к этому противостоянию, что не обращаете на него внимание.

Рахукала. Мухурта. Каштха.

Никита, кстати, собирался изучать санскрит. Через знакомых он узнал о курсах санскрита, пришел на квартиру. Оказалось, это местная кришнаитская община, милые девушки в сари, бабушки с прасадом, и еще пара раскачивающихся типов с закатанными глазами и белыми как тарелка лицами. Девушка-студентка из Москвы вышла к окну, на пластмассовой доске написала фломастером ка-кха-га-гха-на, и все хором это прочли. Никита больше туда не ходил. Когда мы были на квартире у Алины, он тихо меня спросил, знаю ли, что такое ка-кха-га-гха-на. Ну, типа ка-варга. А нахуя она? Типа как онтологическая решётка, бытие прыгает на нее и принимает разумную структуру. А что за раху? Такой крокодил, иногда глотающий солнце и луну, а еще граха. А что, реально, кал в индийском что-то такое значит? Да, кал — и вчера, и завтра в хинди. Парсо — и позавчера и послезавтра. Прошлое это или будущее определяется по форме глагола.

Автор выстраивает любопытное противостояние. Рахукала-Хайдеггер противостоят коридорам-запахам. Естественность и певучесть коридоров-запахов режется вычурностью Рахукала-Хайдеггера.

Вклеенные диалоги... Сначала мне показалось, что автор таким образом стебется над некоторыми популярными авторами. Затем стало понятно, что это выражение слоистости. Это коллаж, в основании которого лежат коридоры-запахи и земля, и поверх которого наклеиваются беседы о Хайдеггере и обсуждения темногностических фриков. Где быть кроту: в кладбищенской земле или в постели с Алиной? Слушать музыку пересыпаемой земли или ее шепот?

Время в тексте представляет паранойю. Часы — параноидный фетиш.

Денис Борисович и Глеб Вадимович в жизни еще абсурднее и страшнее, чем в тексте. Денис Борисович, Глеб Вадимович, кого-угодно впечатлят беседы, которые вы ведете, видео, которое вы показываете, ваши паузы, вглядывания и улыбки. После нашей первой встречи я позвонил... кому только не позвонил. Просто тыкал в телефон, звонил и спрашивал: что это такое? Что за бредский бред, джинны из кувшинов, правительственные поставки зерна, контроль над кладбищенскими оркестрами. Успешные люди — это вы, в тексте Михаила даже блудницы растворились, когда вы появились. Вы реально странные, стремные, опасные. Если хотите по-другому выглядеть, фильтруйте темы, когда общаетесь с людьми, которым от вас ничего не надо. Сходите на курсы-тренинги типа как вести переговоры, или как производить впечатление на собеседника, чтобы он после того, как вы пообщались, не выходил со словами «что за адище», может, конечно, вы того и добиваетесь, пугаете, тогда норм. Денис Борисович, Глеб Вадимович, удачного вам бизнеса.

Есть две царевны — это отметил ещё Пропп. Правда, он не связал их с двумя женами Адама. Но сейчас уже всем все ясно. Встреча как Алиной, так и с Машей, начинается со звуков. Герой сначала их слышит, затем видит. Они находятся в разных пространствах: Алина в закрытом, Маша в открытом. Но, и там, и там, присутствуют двери-врата, ведущие в новое место. Алина стоит в дверях, Маша же показывает герою тайные врата. Маша — кроткая невеста, она долго слышится, но не видится, герой должен ее полноценно обнаружить. Общая тема передачи теоретического слоя во всем тексте — нигамическая. Есть агамы, нигамы, ямалы... В агамах женщина задает вопросы мужчине и получает ответы. В нигамах наоборот, женщина рассказывает о том, как устроен мир. Здесь нигамы. Много знаний передал Крот Алине или Маше? Толком ничего. Алина учит его жизни по жизни, а Маша, за короткие промежутки их встреч, сообщает о мире как таковом: как обстоят дела, как выстроено пространство, как устроены взаимоотношения. [Не стоит здесь делить невест на живую и мертвую.] Вообще, Алина – такая куластри, окутанная рахасьей. А Маша еще появится и расскажет немало важного.

Определенно, я неверно истолковал несколько моментов, если не всё вообще. Этот текст о другом. Противостояние двух братьев — архетипический сюжет. Именно младший брат является культурным героем, а старший — онтологической гримасой. Старший брат присваивает подвиг младшего, показывая красавице голову дракона. Дионисийское и апполоническое противоборство, как обычно. Из слоев Никиту выведет птица — так кажется. Естественно, он не в Турции, а там, куда по совести надо отправиться Кроту. Крот — фантазер, завидующий старшему брату. И ничего у него с Алиной не было, он просто жил в ее квартире, работая на брата, сочиняя по ходу эпос о своих эротических подвигах. Отсюда и странность диалогов о Хайдеггере. Крот одиноко сидит на кровати и представляет, как Алина рассказывает ему о чем-то непонятном, о гностических мессах, Бибихине, и лэндовской акселерации. То, что у Крота и Никиты одно время, делает намек на их «общее все», в том числе и на их опыт. Есть и другая точка интерпретации. Связь Крота с Алиной — паранойя Никиты. Шепот Алины или ее хохот — общий фон амбивалентных отношений. Кладбище бесформенно, как и отношения вокруг, кроме запахов природа почти ничего не дает, никакого наслаждения, животные практически отсутствуют, а если появляются, то тоже вклеенными в земляной коллаж. Потому что этих отношений и нет. Существование, цемент, сырость, вкус земли — это то, в чем живёт Крот, а Алина — его нежный сон о другом мире. [слово куластри, кстати, можно понять совсем по-разному, у него есть вама и дакшина интерпретации, левые и правые] Распознавание, расколдовывание обычно связано с предъявлением предмета. Видимо, здесь это часы. 

Часы — не параноидный фетиш, а пропуск, позволяющий вылезти из земли.